Лоуренс Блок: Герой по вызову

Но я даже не мог заговорить об этом с Федрой, не то что попытаться объясниться. Любая беседа на эту тему только обостряла мое неудовлетворенную похоть и ее чувство вины, но от этого наша тупиковая ситуация отнюдь не приближалась к своему логическому разрешению.

— Так нельзя, — говорила она. — Я не могу здесь больше находиться, Эван. Ты так хорошо ко мне относишься, и с моей стороны это просто нечестно. Я съеду.

Но я начинал уговаривать ее остаться. Я боялся, что когда она уедет, я ее потеряю. Рано или поздно, думал я, либо она капитулирует, либо я перестану ее хотеть. Но не происходило ни того, ни другого. Наоборот, я был похож на раненного в ногу солдата, которому суждено всю оставшуюся жизнь хромать, лишь на время забывая о боли.

Ну что за черт! Я хотел ее, но она была недоступна. К концу месяца я просто привык к такому положению вещей. И вдруг в один прекрасный день Федра заявила мне, что нам надо расстаться, потому что она уезжает из Нью-Йорка. Она и сама толком не знала, куда. Я ощутил одновременно чувство утраты и свободы. Она же вдвое моложе меня, говорил я себе, она безнадежная неврастеничка, и ее невроз, похоже, заразен, и как я ни люблю ее, пора бы от нее избавиться! Итак, она уехала, квартира на время опустела, но потом пустоты вновь как не бывало. Ее ненадолго заполнила девушка по имени Соня.

И вот теперь середина октября — единственного месяца в году, когда в Нью-Йорке можно жить. Воздух становится чистым и прозрачным, ветер дует в сторону океана и уносит прочь городской смрад, и в ясные дни небо приобретает лазурный оттенок. Весна была дождливой, лето душным, и судя по всему, зима обещала быть как всегда отвратной, но нынешний октябрь был именно таким, каким он и привиделся авторам шлягера «Осень в Нью-Йорке». Я целый год ждал именно такого вот нью-йоркского октября…

Но не тут-то было. Неделя еще не успела закончиться, как я уже очутился по другую сторону Атлантики.

На четвертый день моего пребывания в Лондоне шел дождь. Вообще-то с того момента, как я сошел с трапа самолета, дождь моросил более или менее постоянно, иногда сопровождаясь туманом, иногда нет. Я вернулся в квартиру Стоуксов в начале седьмого утра, оставил сушиться зонтик, который Найджел всучил мне утром, и пошел на кухню. Джулия вертелась около плиты, а я стал вертеться около Джулии, пытаясь согреться и от жара плиты, и от тепла ее тела.

— Я завариваю чай, — сказала она. — А Найджел вроде как бреется. На улице жуть?

— Да!

— Успехи есть?

— По нулям.

Она разливала чай, когда вошел ее братец. Ему чуть за сорок, Джулия — на десять лет младше. Густые, с завитыми кончиками, как у королевского гвардейца, усы, делавшие его еще старше, появились у него на физиономии недавно. Он отрастил их специально для роли в каком-то водевиле, который шел уже несколько недель в Вест-Энде, и собирался сбрить их сразу после закрытия спектакля. Судя по рецензиям в газетах, этого следовало ожидать очень скоро.

— Ну-с, — пробасил он, — как твои успехи?

— Никаких, увы.

— И погодка — дрянь для удачной охоты, а? — Он бросил в чай сахару и намазал маслом ломтик хлеба. — Куда сегодня ходил? В аналогичные места?

Я кивнул:

— Туристические бюро, агентства по трудоустройству. Я обошел, наверное, половину частных гостиниц на Расселл-сквер. И там мне, можно сказать, повезло. Я нашел место, где она жила перед отъездом из Лондона. Федра снимала комнату в доме рядом с Музеем. По датам все сходится: она выписалась шестнадцатого августа, но не оставила никакого нового адреса, и там никто понятия не имеет, куда она могла отправиться.

— Ну, это полный облом, — заметила Джулия.

Что ж, очень точная формулировка положения дел. Это и впрямь был полный облом, и я уже стал задавать себе вопрос, с чего это я так запаниковал и за каким чертом отправился на другой континент. Одно объяснение — это, разумеется, эмоциональное состояние миссис Гурвиц. Тревога — штука крайне заразная, а эта дама была весьма встревожена. К тому же письма Федры, надо признать, эту тревогу никак не могли развеять. Ее последнее письмо из Англии в частности гласило:

По соображениям безопасности я не могу многого тебе объяснить, но у меня появилась фантастическая возможность побывать в странах, которые я даже и не надеялась увидеть. Жаль, что мне нельзя рассказать тебе обо всем поподробнее!

А еще открытка с видом Музея Виктории и Альберта, отправленная из Багдада, с неразборчивой датой и с такой вот пугающей припиской на обороте: