Я вам клянусь, Гектор напоминает курицу, у которой появился выводок. И она видит, как её утята поплыли в луже. Он топчется возле трапа, руки за спиной, на носу нервный тик, глаза горят, иногда он останавливается, чтобы заглянуть кому-нибудь под нос, прямо, злобно. Кузен разглядывает всех без разбору: матроса, пассажирку, портового служащего. Как если бы вместо градусника он себе засунул в одно место горящую сигару и теперь не может понять, как ему теперь садиться.
Я подхожу сзади и хлопаю его по плечу. Он поворачивается как ошпаренный.
— О, слава богу, наконец! Я ждал тебя…
— Весьма мило, Тотор, ты это сказал с таким пылом!
— Не смейся, дело серьёзное.
Я прошу рыжую извинить меня и уступаю желанию уединиться со своим родственником и почти собратом.
— Смотри, — говорит Гектор, показывая лист гербовой бумаги компании «Паксиф».
На ней написано несколько строк.
— Узнаёшь почерк?
— Ещё бы, как свой собственный, это Старик.
— Читай!
Он сказал с опозданием, ибо мой соколиный глаз уже пробежал по бумаге. Я вам прочту in extenso [80] Дословно ( лат .). — Прим. пер .
поскольку вы понимаете латынь:
«Немедленно явитесь в мою каюту, есть новости».
— И что?.. — спрашиваю я.
— Послушай, Антуан, послушай меня, каждое слово имеет значение. Я стоял здесь и следил за хождением по трапу, как вдруг один юнга приносит мне эту записку. Я тут же отправляюсь в каюту твоего директора. Но там пусто… Я немного подождал, затем, не дождавшись, бросился на поиски.
Я останавливаю его рукой и голосом.
— Только не говори, что он тоже исчез!
— Да, Антуан, да: он исчез.
Первая реакция человека, когда ему сообщают о несчастье, это неверие. Инстинкт заставляет его не верить в то, что ему неприятно. Вторая реакция — желание забыть. Когда до сознания уже дошло, когда у него уже нет сомнений в реальности его бед, он пытается их забыть. В промежутке имеет место период стагнации, даже мечтательности, во время которого он пытается организоваться, сохраняя отсутствующий вид.
Вот так ваш Сан-А узнаёт новость, и что же он делает? Он облокачивается на ограждение и смотрит на живописный порт. Он нюхает наркотические запахи, которые сбивают с толку обоняние. Он говорит себе, как красива Малага со своими мавританскими руинами, цветастыми кораблями, солнцем…
— Ты слышал, что я тебе сказал? — пугается Гектор.
— Да, да, Гектор, я всё прекрасно слышал: большой патрон парижской полиции исчез на борту «Мердалора»!
— Это немыслимо, согласись, это поразительно!
— Не более немыслимо и не более поразительно, чем другие исчезновения. Ахилл — человек, как и все остальные, Гектор, что он и подтверждает!
— У тебя какое-то странное понимание вещей! — ворчит директор «Пинодэр Эдженси». — Как будто тебе на всё наплевать!
— Мне не наплевать, просто я пытаюсь сосредоточиться. В таких случаях не надо распыляться.
— И всё же тут есть, отчего превратиться в пыль, принять вид радиоактивного облачка, не так ли?
Я уделываю его лиризм резким «Заткнись!», от которого закрылась бы и улитка.
Он семенит семенуэтом (Боккерини) по моим пятам. Некоторые из вас подумали, что я рванул в каюту Старика. Я извиняюсь за то, что расхобачил ваши иллюзии, как говорил один слон, который рассёк себе хобот, ибо на самом деле я делаю полный обхо(бо)д корабля вдоль поручня. По левому борту, через носовую часть, правому борту и корме, мои несмышлёныши.
— Что это с тобой? — заикается кузен Гектор. — Решил подразмяться?
Вместо ответа я отмеряю шаги. Лишь когда мы вернулись на стартовую позицию, я ему говорю:
— Живой или мертвый, Старик всё еще на борту. Вокруг «Мердалора» курсируют прогулочные катера, мальчишки в лодках, рыбаки, одним словом, невозможно бросить что-либо в воду так, чтобы не заметили как минимум сто человек! Разве что сундук просто вынесли обычным путем?..
— Нет, — говорит Гектор. — После того как я обнаружил исчезновение директора, я вернулся сюда и опросил контролёров, которые забирают посадочные талоны. Ни сундук, ни пакет не покинул корабля.
— Что ж, то, что для меня было всего лишь предположением, теперь стало достоверным фактом, Тотор. Похититель не сразу освобождается от своих жертв .
* * *
Мне нравятся люди, которые чем-то пахнут, при условии, если их запах мне приятен. У меня не тонкое обоняние, но разборчивое. То, что мне всегда нравилось у Старика, это его ароматы.
Он пахнет дорогой кожей, светлым табаком, сухой соломой — всё это смешано, дистиллировано, сочно, воздушно. Что-то изысканное, благородное, сладкое, тонизирующее, грустное и ненавязчивое. Его каюта пропитана всем этим. Из-за этого самого запаха похищение Дира мне кажется маловероятным. Оно принимает форму временного отсутствия.
Читать дальше