Дарья Донцова - Любовь-морковь и третий лишний

– А вы кто? – начал хмуриться дядька.

– Я?

– Ну не я же! Что вы делаете в гримерной?

– Так Жанну жду!

– Зачем?

– Почему я должна перед вами отчитываться? – нагло схамила я, ожидая, что лысый обозлится и заорет: «Убирайтесь отсюда немедленно».

Вот тогда я получу право с гордо поднятой головой покинуть помещение, но он поступил по-иному, на его лице появилась самая приветливая из всех возможных улыбок.

– А потому, душечка, – пропел он, – что вы видите Юлия Батурина, и все происходящее за кулисами является моей головной болью. Живо отвечайте, чем вы тут занимаетесь?

Я опять вспотела и завела:

– Понимаете, Юрий…

– Юлий, – перебил меня Батурин, – Юлий, как Цезарь. Очень не люблю, когда коверкают мое имя.

– Простите, я не хотела вас обидеть.

– Ничего, продолжайте. Вы кто?

– Евлампия Романова, для близких просто Лампа.

В театр меня пригласила Жанна, мы дружим.

– У этой обезьяны есть подруги? – скривился Юлий.

– Ну…

– С чего бы это Кулаковой всех в гримерку тащить?

– Я не все.

– Уже понял! Цель вашего визита?

– Я хотела устроиться на работу, – ляпнула я.

– Вы актриса?

– Нет, нет, Жанна говорила, что тут есть вакансия…

– Гримера?

– Верно!

– Значит, вы гример?

– Да, да.

– А с волосами справитесь?

– Обожаю создавать прически, – лихо солгала я.

– Образование какое?

– Высшее.

– А именно?

– Консерватория по классу арфы.

Брови Юлия поползли вверх.

– Консерватория? – удивленно повторил он.

– Ну да, потом я освоила еще мастерство гримера, – принялась изворачиваться я, больше всего мечтая исчезнуть из крохотной комнатки. Юлий крякнул, а я почему-то добавила:

– Давно замужем, имею двух взрослых сыновей и дочь, владею компьютером, умею при помощи словаря читать и переводить английский текст, в тюрьме не сидела, СПИДом не болею.

Батурин закашлялся, потом вдруг ласково сказал:

– В принципе вы нам можете подойти, если имеете постоянную московскую прописку, но сейчас нужно найти Жанну, говорите, она внезапно ушла?

– Да, да, – затараторила я, изо всех сил пытаясь внушить Юлию, что Кулакова лично принимала участие в спектакле, – прибежала сюда, мигом переоделась и унеслась. Видно, очень торопилась! Вы не сомневайтесь, она замечательно сегодня подавала чашку с водой баронессе.

Выпалив последнюю фразу, я замерла, сейчас Юлий справедливо заметит: «Однако странно, она пригласила вас якобы на работу и смылась. И зачем вы ее ждете, если она ушла?»

Но Батурин почесал подбородок и сердито промолвил:

– Ее все на сцене видели, полный зал и наши, очень глупо убегать, ведь все равно поймают.

Я разинула рот, но тут в гримерку влетела девица, страшная, словно голодная смерть. Тощее тельце было втиснуто в красную кожаную мини-юбчонку, которая заканчивалась почти сразу там же, где начиналась, мосластые, жилистые ножки украшали высокие черные кожаные сапоги-ботфорты с не правдоподобно узкими мысами, сверху на небесном создании была ядовито-лиловая кофточка-стрейч, из рукавов которой торчали руки, более всего напоминавшие лапы больного воробья, копна иссиня-черных, слишком ярких, чтобы быть натуральными, волос водопадом лилась с макушки до плеч.

– Ой, ой, ой, – безостановочно верещала девица, – ой, ой…

– Софья Сергеевна, – сердито оборвал ее Юлий, – немедленно успокойтесь, говорите внятно, без визга и истерик.

– Юлий, – фистулой завизжала Софья и быстрым жестом отвела за уши волосы, почти полностью до этого прикрывавшие ее лицо.

Я вздрогнула, у слишком худой девушки оказалось лицо хорошо пожившей тетки лет пятидесяти. Щеки, глаза, лоб, губы покрывал толстый слой макияжа, но из-под тонального крема и килограмма пудры проступали морщины вкупе с пигментными пятнами.

– Юлий! Она умерла, – на едином дыхании выпалила Софья. – Ой, ой, ой, ай! Я так ее любила! О-о-о!

Немедленно найди Жанну!

– Ты уверена? – деловито осведомился Батурин, спокойно глядя на колотящуюся в истерике Софью.

Та тряхнула головой и почти нормально ответила:

– Да.

– Кто сказал?

– Врач.

– Но она дышала, когда ее уносили.

– А сейчас скончалась, доктор говорит, похоже, ее отравили, а яд…

– Сам знаю, – отмахнулся Юлий, – я думал, она ей какой-то гадости подсыпала, просто чтобы напакостить. Но отрава! Эй, перекройте выход и никого без моего распоряжения на улицу не выпускать, слышишь? А все баба Лена! Вот дура старая, глухарь, а не вахтер! Всех уволю!