Фаина Раевская - Семь божков несчастья

— Спасибо, — обреченно молвила я, с большой неохотой выбираясь из машины.

Спустя несколько минут я слилась в экстазе с невыспавшимися, а оттого злыми народными массами.

Музей Востока встретил меня гулкой тишиной, спасительной прохладой и полным отсутствием посетителей. Сперва мне пришлось томиться в ожидании у окошка кассы, потом дожидаться на входе ответственного лица, которое, явившись, порвало мой билет и небрежно кивнуло в глубь зала, иди, дескать, горемыка. И я пошла.

Японский зал обнаружился сразу за китайским. С удивлением я сделала вывод, что искусство двух этих стран необычайно схоже. Я даже растерялась, потому как нэцке имелись и в китайском зале тоже.

Женщина-смотритель, заметив мою растерянность, поспешила на помощь.

— Вы ищете что-то конкретное? — голосом прапорщика в отставке поинтересовалась она.

Я кивнула:

— Ага. Специалиста по японской миниатюрной пластике.

— Японской? Так это в следующем зале. Постойте, вы сказали специалиста?

Я снова кивнула, пояснив:

— Для консультации.

Смотрительница ненадолго задумалась, а потом, жестом пригласив следовать за собой, решительно миновала японский зал, свернула еще в какой-то, где я с удивлением и испугом обнаружила монгольского воина на лошади в натуральную величину, и остановилась возле малоприметной двери без каких-либо пояснительных надписей.

— Вадим Сергеевич, — благоговейным шепотом произнесла тетка, после того как, соблюдя приличия, просунула кудлатую голову в образовавшийся проем. — Вы заняты?

— Что такое? — услышала я из-за двери не слишком приятный скрипучий голос, который мог принадлежать мымре вроде Клары Карловны, но никак не мужчине.

— К вам тут девушка за консультацией, — доложила тетка.

Повисла пауза, во время которой из-за двери слышались звуки какой-то возни, потом дверь резко распахнулась, и передо мной возник… Эйнштейн собственной персоной. Сначала я маленько испугалась, но вспомнила, что Эйнштейна зовут как-то по-другому, а вовсе не Вадим Сергеевич, и облегченно выдохнула:

— Здрасте…

— Добрый день, чаровница! — игриво повел мохнатыми бровями Вадим Сергеевич Эйнштейн. — Какой счастливой случайности обязан встрече с вами? Маргарита Павловна, вы можете идти…

Смотрительница ушла, оставив нас наедине. Старый ловелас самым бесстыдным образом разглядывал меня с ног до головы, заставляя краснеть не то от досады, не то от смущения. Бог знает почему, но в эту минуту в своей короткой юбочке и почти прозрачной блузке я чувствовала себя крайне неуютно, совсем как микроб под микроскопом ученого. Не дождавшись ответа, Эйнштейн схватил меня за руку и втащил в свой кабинет. Впрочем, тесное помещение, заваленное бумагами, книгами, какими-то экспонатами, можно было скорее назвать складом, но никак не кабинетом. Стол и два стула едва угадывались в куче барахла.

Историческая пыль мгновенно проникла в организм. Я громко чихнула и наконец смогла сформулировать причину своего визита:

— Мне нужна консультация.

— Да понял я, понял! Проконсультирую в лучшем виде. Только не могу понять, чем могу помочь такой чаровнице? Я ведь, знаете ли, в некоторой степени научный работник… Гламурные проблемы далеки от меня, как, в общем-то, и от всего народа. Чаю хотите?

От чая я отказалась и порадовала Эйнштейна целью своего визита. Молча, стараясь не обращать внимания на масленые взгляды ловеласа, сняла с шеи Хотэя и положила его перед Вадимом Сергеевичем.

Романтический флер с моего собеседника как ветром сдуло. Он смотрел на добродушного божка так, словно перед ним не миниатюрная нэцке, а по меньшей мере ядовитая африканская змея мамба.

— Это… Что это? — вопрос я скорее прочла по серым губам Вадима Сергеевича, чем расслышала. Испуг или растерянность моего визави привели меня в чувство, я приободрилась, вновь обрела свойственную мне самоуверенность и, расправив плечи, с усмешкой заметила:

— Странно слышать подобные вопросы от научного сотрудника Музея Востока, вам так не кажется? Я дилетант, обыватель, если угодно, но даже мне эта фигурка знакома. Это, Вадим Сергеевич, Хотэй — один из японских богов. Датируется статуэтка серединой XV века, изготовлена из слоновой кости и принадлежала императору Китано… — блеснула я эрудицией, практически слово в слово процитировав гада-Соломоныча.

Однако мое выступление не произвело впечатления на ученого мужа. Вернее, произвело, но совсем не то, которого я ожидала.