– Слушай меня внимательно, – говорит он. – Выключи зажигание и брось ключ мне. Потом я выйду из тачки, а ты вылезешь, когда я буду на тротуаре. Не пытайся хитрить – проиграешь. Как видишь, вокруг никого, и я могу спокойно влепить тебе пулю в клешню...
– Понял, – говорю я самым покорным тоном. Он усмехается.
Этот смешок укрепляет мое желание в один из ближайших дней сказать ему пару ласковых кулаками. Мы выходим из машины и идем в подъезд.
– Нам на второй, – предупреждает мой гид. – Дверь справа. Позвонишь сам...
Я делаю, как он велит.
Мой звонок вызывает шарканье тапочек. Дверь открывается, но вместо крутого малого, вооруженного до зубов, в моем поле зрения появляется уже немолодая женщина.
Ей, может, лет пятьдесят, она прямая, полненькая, кожа имеет желтоватый оттенок. У нее черные брови, гуще одежной щетки. Над тонкими губами седеющие усы. В ее лице есть что-то нефранцузское; она похожа на итальянскую матрону.
Она смотрит на меня, на моего конвоира и довольно бормочет:
– Bene 2.
Точно, макаронница.
Мой похититель проводит меня в столовую-гостиную самого что ни на есть семейного вида.
Старомодная печка распространяет жуткую жару. Неказистая мебель. Двое мужчин играют за столом в карты. Их пиджаки висят на спинках стульев. На грязной скатерти стоит бутылка кьянти.
Один – маленький, толстый, с отвислыми щеками и седеющими курчавыми волосами. У него быстрые и колючие поросячьи глазки.
Второй – элегантный крепыш, но его элегантность слишком броская и попахивает дурным вкусом.
Они заканчивают раздачу, не обращая на меня ни малейшего внимания. Наконец маленький толстяк швыряет карты на скатерть и оборачивается ко мне.
– Садитесь, господин комиссар, – говорит он без малейшего акцента. Что-то подсказывает мне, что это и есть Анджелино, гроза фэбээровцев, человек, заставляющий дрожать полиции многих стран. Немного разочаровывает то, что он сидит в мещанской обстановке и перекидывается в картишки, как мелкий виноторговец из Генуи или Неаполя... Но жизнь научила меня ничему не удивляться.
– Вы, конечно, Анджелино? – говорю я. Он слегка вздрагивает. Очевидно, рассчитывал сохранить инкогнито и изумлен тем, что мне известно его имя.
– Вы меня знаете? – спрашивает он и разражается густым смехом. – Черт, в ваших службах небось полно моих фоток, которые вас заставляют заучивать наизусть...
– Я никогда не видел ваших фотографий, Анджелино, но знаю вас по репутации и умею работать серым веществом...
За это время человек с заячьими глазами уселся в кресло возле печки, а дама с густыми бровями без единого слова последовала его примеру.
Она взяла вязанье и начала быстро сновать спицами, останавливаясь только затем, чтобы сосчитать петли.
Думаю, настал момент переходить в атаку.
– Послушайте, Анджелино, догадываюсь, что вы хотите задать мне кучу вопросов, для чего и поручили этому длинному придурку привезти меня сюда...
Заячьи Глаза издает вопль, похожий на рев агонизирующего тигра.
– Молчать! – кричит ему Анджелино.
– Я ведь последовал за ним, не возникая, только потому, что сам хотел с вами побеседовать, – говорю я. – Но все-таки козлы вроде него мне не очень нравятся.
Новый вопль вышеупомянутого козла.
– Эта дешевка так разволновалась, – продолжаю я, – что забыла меня обезоружить...
И в качестве доказательства своих слов выхватываю пушку, секунду смотрю на всех с хитрым видом, а потом подхожу к столу и кладу ее на него.
Это проявление пацифизма – очко в мою пользу. Я улавливаю в поросячьих глазках Анджелино огонек интереса.
– Что вы хотите мне сказать? – спрашивает он.
– Мы не могли бы поговорить тет-а-тет? – Я доверяю моим людям, – отвечает он.
– Вы – может быть... а я нет. Он поворачивается к своему партнеру и Заячьему Взгляду.
– Уйдите, – просто говорит он.
Оба субчика без восторга поднимаются и выходят в другую комнату.
– Рассказывайте, – говорит итальянец.
Я сажусь поудобнее в кресло, закидываю ногу на ногу и начинаю:
– Вы прибыли из Штатов, где жизнь для вас стала невозможной. Вы реорганизовали вашу банду и готовите неслыханные дела. Для этого вам нужны помощники в полиции. Вы заключили соглашение с моим коллегой Вольфом. Наш большой патрон узнал об этом и велел мне убрать Вольфа. Я выполнил эту грязную работу, не зная, почему Вольфа надо было кокнуть. Но Вольф умер не сразу и рассказал мне о вас...
В углах губ Анджелино залегают горькие складки. Он слишком хорошо знает людскую неблагодарность.
Читать дальше