Логунова Елена в «Эксмо» - Кактус Нострадамуса

Наискосок от «Рыбачки Сони» на другой стороне улицы имелась совсем уж затрапезная закусочная – миниатюрный павильон-«стекляшка» с налепленными прямо на тонированные стекла картинками, не слишком заманчиво изображающими дымящийся бумажный стакан, куриную ногу с розовой спиралью в поперечном срезе и коричневый бублик, похожий на резиновый эспандер.

Косясь на машины у «Рыбачки Сони», мы с Алкой вошли в закусочную, взяли по стакану кофе с молоком и встали у длинноногого столика с хорошим видом на ресторан.

– Кажется, та самая «десятка», – заговорила Трошкина шепотом, чтобы не привлекать внимания других посетителей. – Может, это Зяму привезли? Как бы увидеть, кто сидит в машине? Хотя бы водителя рассмотреть – не тот ли это парень в кофте с капюшоном?

– Думаешь, у него одна кофта? – усомнилась я. – Если он переоделся, я его не узнаю.

– Может, он и переоделся, но вряд ли переобулся! – вспомнила Алка. – Надо бы взглянуть на его обувь. Вернее, на следы его обуви.

Мы посмотрели на улицу. Асфальтированный пятачок, на котором припарковалась «десятка», был чисто выметен.

– Даже если он выйдет из машины, то не наследит, – вздохнула Трошкина.

Она побарабанила ногтями по столу, яростно почесала затылок и окинула закусочную взглядом, к которому лучше всего подходило определение «пугающий». Это был взгляд людоеда, определяющегося с меню внезапного перекуса.

Присевший на собственный рокзак блеклый тип, напоровшись на этот взгляд, поперхнулся чаем. Гражданин в мешковатом плаще за соседним столиком вздрогнул и насыпал сахар мимо чашки.

– Ага! – просветлела личиком Трошкина. – Кузнецова, найдешь что-нибудь крепкое и острое?

– Есть водка и грузинский соус, – ответила я, оглянувшись на прилавок. – Острее и крепче некуда.

– Я в прямом смысле! Нож, отвертка, большой гвоздь?

Другая на моем месте обиделась бы, а я лишний раз порадовалась тому, как хорошо подружка меня знает.

Моя сумка – настоящий клад Али-Бабы, если предположить, что этот Али-Баба – таджикский гастарбайтер, занятый на строительно-ремонтных работах широкого профиля. Помимо типично дамских сокровищ, я ношу с собой рулетку, крестовидную отвертку, брусок для точки ножей, собственно нож (перочинный), пассатижи и небольшой шпатель. Случалось, что они бывали мне нужны.

Я открыла свою торбу, мысленно в сотый раз посетовала на то, что электрификация всей страны до сих пор не охватила дамские сумки, и на ощупь отыскала несколько острых предметов.

Мимоходом замечу, что острые предметы очень хорошо искать вслепую: погружая незащищенную руку в сумочный хаос наугад, вы привлекаете на свою сторону Закон Подлости, и искомый острый предмет моментально впивается в вашу голую ладонь! Поэтому, кстати, задача с поисками иголки в стогу сена кажется мне откровенно надуманной. Какая проблема? Просто спустите штаны и с размаху садитесь на этот стог! Восемьдесят к двадцати, что иголка обнаружится в ягодице!

Аккуратным рядочком я выложила на стол перед Алкой складной нож, пилочку для ногтей, маникюрные ножнички и цыганскую иглу. Все острое и крепкое, как заказывали.

В закусочной стало тихо. Я услышала, как под потолком кружит ранняя весенняя муха. Ее единственную нисколько не впечатлил оружейный ряд перед Трошкиной.

Подружка выбрала пилочку. Ухватив ее как маленький кинжал, она вонзила острие в спрессованную плитку компакт-пудры, отчего я горестно вскрикнула, словно это меня больно ранили:

– Алка, это же французская пудра, она ужасно дорогая!

– Зяма дороже, – сквозь зубы ответила благородная Трошкина, неутомимо и тщательно дробя бесценную косметическую присыпку.

Перевернув пилочку плашмя, она размолола получившееся крошево в мелкую пыль и горделиво сказала:

– Вот так! А теперь, Кузнецова, твой выход. Иди и рассыпь эту пудру под дверцей «десятки» со стороны водителя, поняла?

– Конечно, поняла, чего же тут не понять! – я взяла в руку сумку, но не стала ее застегивать. – Я рассыплю пудру, водитель наступит на порошок и оставит на асфальте прекрасные четкие следы. Если, конечно, он выйдет из машины.

– Он выйдет, не сомневайся, – пообещала Трошкина и снова обвела помещение взглядом, вынудившим слабонервную буфетчицу ретироваться в кухню. – Иди, даю тебе одну минуту форы, а потом выйду я.

И я пошла.

Было серенькое мартовское утро. По улице время от времени проносились машины, в отдалении звенел трамвайчик, немногочисленные пока пешеходы топали по своим делам. На высоком крыльце соседнего с ресторанчиком офисного здания, мечтательно жмурясь, со вкусом курил помятый, лохматый и небритый мужик – не то заночевавший на работе трудоголик, не то сторож, добивающий остатки вахты. В хлебный киоск по другую сторону ресторана привезли товар, и ленивый грузчик в кургузом халатике без малейшего намека на спешку носил горячие батоны на руках, как любимую девушку.