Элизабет Питерс - Ночной поезд в Мемфис

На этот раз Джон говорил очень мало. Он выглядел озабоченным; пару раз Мэри пришлось повторять вопрос или замечание, чтобы оно до него дошло.

Наконец Лэрри взглянул на часы:

— Пора идти. Скоро начнут съезжаться гости.

Парадный зал занимал пол-этажа. У меня нет слов, чтобы описать его. (Слов не хватает, видимо, потому, что не хватает знаний по исламской архитектуре.) Внешняя стена, обращенная в сад, представляла собой великолепное сооружение из витражей и замысловато вырезанных деревянных панелей. Арки и колонны, обрамлявшие окна, были облицованы старинными сине-зелеными и коралловыми изразцами.

Предметы искусства, расположенные в нишах двух внутренних стен, имели не исламское, а древнеегипетское происхождение — голова фараона в двойной короне в натуральную величину, сделанная из песчаника, маленькая раскрашенная статуэтка стройной девочки, несущей на голове корзину, деревянная панель от косметической шкатулки с изображением ибиса, припавшего к земле, распластавшегося, или как там это у них, у ибисов, называется. Для человека со вкусом и деньгами Лэрри коллекция казалась скромной. Все это были хорошие вещи, но ни одну из них я не назвала бы выдающейся.

Впрочем, я не успела рассмотреть их в подробностях: Лэрри потащил меня к дверям, где следующие полчаса мне предстояло рядом с ним приветствовать прибывающих гостей. Наверняка это было кульминацией моей светской карьеры. Пожимая руку министру внутренних дел или позволяя главе Египетского департамента древностей поцеловать кончики моих пальцев, я не переставала повторять про себя: ах, если бы все это видела моя мама! Даже лучшие из нас, к коим я себя причисляю, подвержены снобизму.

Наши спутники приехали в числе последних. Сьюзи сверкнула на Лэрри своими ослепительными зубами, а меня заключила в объятия. На моей груди остались следы от ее бриллиантов. Лэрри подвел ее к министру чего-то. Я поприветствовала Свита и его молчаливого компаньона, заметила, что Луизины покрывала несколько опали, и продолжила пожимать руки остальным. Среди них был и Фей-сал, совершенно неотразимый в черном смокинге и темном галстуке. Он поцеловал мне руку и подмигнул.

— Ну все, — сказал Лэрри, когда прошел последний из гостей. — Пойдите выпейте шампанского, вы заслужили.

Почти в тот же миг его захватил какой-то сановник, и я ретировалась в относительно тихий уголок. Потягивая шампанское — с осторожностью, поскольку оно действует на меня пагубно, — я осматривала зал. Наши столпились вместе, кроме Сьюзи, которая уже подцепила себе генерала. А может быть, полковника, я не разбираюсь в знаках различия. У него на груди красовалось несколько акров орденских ленточек, и казалось, что он так же очарован Сьюзен, как она им. Заметила я и Эда, занявшего стратегическую позицию у окон, выходящих на лужайку: он неотступно следил за толпой гостей. Его смокинг был сшит у хорошего портного, но в нескольких местах под ним что-то топорщилось. Поначалу я не нашла Шмидта, но потом увидела, что он направляется ко мне в сопровождении молодого человека с широким, открытым лицом, которое вызвало во мне внезапный приступ ностальгии. В моем родном городке полно таких лиц. Должно быть, этот человек из Миннесоты.

Оказалось, что он из Далласа, но это выяснилось позже. Шмидт представил мне его как доктора Пола Уитни, директора «Чикаго-хаус», луксорского отделения Института восточных культур.

— Без титулов, пожалуйста, — сказал Пол с широкой улыбкой. (О, эти чудесные, крупные зубы! Только в Миннесоте...) — Это место просто кишит докторами. Впрочем, повод подходящий, не так ли?

— Не знаю, что это за повод, — призналась я. — Лэрри говорил о каком-то сюрпризе...

— Не такой уж это сюрприз. Мы здесь, в Луксоре, все безнадежные сплетники. Лэрри передает этот дом в распоряжение Департамента древностей и учреждает здесь исследовательский институт, который будет специализироваться на проблемах консервации памятников.

Он взял бокал с подноса, предложенного официантом. Я тоже. Какого черта! Два бокала не причинят мне вреда.

— В высшей степени благородное и щедрое деяние, — сказал Шмидт. — Надеюсь, мой юный друг Пол, для вас это не поражение?

Полу понадобилось несколько секунд, чтобы понять, о чем говорил Шмидт. Потом он засмеялся:

— Здешняя обстановка производит, конечно, гораздо большее впечатление, чем наша. Эпиграфический институт основан в двадцатые годы, и хоть мы стараемся не отставать от времени, не так-то легко изыскивать средства. В археологии появилось много новых технологий, а оборудование стоит кучу денег. Здесь все — на уровне искусства: от компьютеров до оснащения специальных лабораторий. Но нет, мы не признаем себя побежденными. Напротив. Мы тоже занимаемся проблемами консервации — регистрируем памятники, прежде чем они разрушатся окончательно.