Фредерик Дар - Два уха и хвост

Мне отвечает женский голос. Достаточно резкий. Тон типа: у меня тут вирусы закипают, и я не могу позволить себе отвлекаться, иначе котел взорвется.

— Комиссар Сан-Антонио, я желал бы поговорить с профессором Лопушляпом, мадам.

Голос теплеет на один градус.

— Профессор с самого утра погрузился в опыт по дефекационному ситрированию, господин комиссар. Ему совершенно невозможно высвободиться ранее двадцати двух часов сегодняшнего вечера. Он находится в протостойкой среде и работает в скафандре из зигомотного дюркателя. Бивульвовые контуры изопопного блудония замкнуты в единую цепь.

— В таком случае я перезвоню ближе к полуночи.

Едва я опускаю трубку, аппарат трезвонит.

— Слушаю?

— Дайте-ка мне моего друга Жерома!

Голос, принадлежащий по моей не столь давней догадке жирному плешуну (или обрюзглому плешивцу, коли ты предпочитаешь старомодный стиль).

— Это я.

— Вы разыграли плохую карту, Жером, — рычит собеседник. — Мне не нравится, когда убивают и похищают моих людей. Теперь вам придется совсем хреново, мальчуган!

Щелк. Скорее, впрочем, хрясть.

И снова я один с вибрирующим звуком в ухе, повторяющем пи… пи… пи… до полного отупения.

Последний выход (незримый) на сцену ввергает меня в недоумение, в нереумение, в немиумение, в нефаумение и так далее, продолжай сам, если не лень. В общем, бекар. Кто ж тогда пришил мотоциклиста, если то был не парень из их банды?

Бу! Какой бардак!

Борис свернул на шоссе, ведущее к Версалю, и достиг заброшенного дома, красивого и сурового, холодного и сырого, где на полу все еще лежал труп Калеля.

На своем месте и мотоциклист не шевелился. Он так и сидел в черном шлеме, что привлекало внимание встречных автомобилистов. Борису было плевать.

Вскоре они сменят Рено на другую машину. Мотоциклист продолжал сжимать коленями сумку, украденную у старого красавца. Его пальцы не отрывались от приборной панели. Трое пассажиров за всю дорогу не обменялись ни словом. Стевена сзади переместил дуло своего оружия. Теперь оно было направлено в левую лопатку пленника сквозь спинку сидения.

Когда они остановились, Борис снова взял на прицел типа с сумкой, чтобы дать возможность своему сообщнику выйти из машины. Стевена открыл правую переднюю дверцу.

— Вылезай, артист!

Экс-мотоциклист выбрался из машины, сумка упала у его ног; он помедлил, не зная, должен ли ее поднять.

— Не беспокойся, Дюпень, в ней ничего, кроме бумаги, — хохотнул Стевена. — Ты мне не веришь?

Борис, присоединившись к ним, схватил сумку, открыл ее и перевернул. Из нее хлынули потоком банковские бланки.

Взгляд пленника за прямоугольным иллюминатором шлема выразил остолбенение.

— Что ты себе навоображал, бедный дурачок? Это флики водили вас вокруг пальца, — объявил Борис.

Он зашвырнул кожаную торбу в заросли гортензии, лишенной цветов по случаю не сезона.

— Вперед, Дюпень!

Они поднялись на крыльцо и проникли в дом. Хладное тело Калеля преграждало вход в салон. Заметив его, гость застопорился.

— Шире шаг, — подбодрил его Стевена, — он тебя не укусит.

Бутылка спиртного, приготовленная Калелем, по-прежнему находилась на низком столике. Борис схватил ее, вытащил пробку и сделал большой глоток.

— Усади господина, — сказал он Стевена.

Тот толкнул мотоциклиста в кресло. Последний, устроившись чуть удобнее, хотел было снять шлем, но Стевена вмешался:

— Оставь, уж больно ты красив в таком виде, вылитый марсианин!

— Что вам от меня надо? — спросил парень из-под шлема.

Приглушенный голос напомнил телевизионного робота, призванного оживить игры детей.

Борис извлек из кармана пару наручников, которыми сковал запястья жертвы, предварительно пропустив цепочку ему под коленями.

— Имя и адрес парня, хранящего чемоданчик, и поживее! Видал, что случается с теми, кто не желает сотрудничать?

Он указал на распластавшийся труп.

— Какой чемоданчик? — вопросил мотоциклист.

— Нет, нет, не стоит затевать пустые споры, мой бедный Дюпень, сам понимаешь, ничего из этого не выйдет.

— Я не в курсе!

Борис ненадолго отлучился и вернулся с огнетушителем, красным, пузатым, увенчанным резиновым набалдашником.

— Я сейчас освежу тебе память, — заявил он, склоняясь над мотоциклистом.

Он ввел наконечник баллона между подбородком пленника и подкладкой его шлема, затем сорвал предохранительную пломбу и придавил ручку распылителя. Белая пена тотчас же залепила изнутри иллюминатор. Человек захрипел.