Оксана Обухова - Жена скупого рыцаря

Последним испытанием для нее, этого островка прошлого в спальне Музы Анатольевны, стала ваза с цветами, водруженная поверх фолиантов, фотографий, статуэток, пыли и непосредственно массива дуба. Непомерная тяжесть выдрала из стены шурупы, и в понедельник утром полка, вместе с куском обоев и цементной крошкой, рухнула на стакан, где, отдыхая, плавала Музина челюсть.

На первый взгляд зубной фарфор, в отличие от стакана, устоял. Мы отряхнули челюсти от крошек стекла, помыли, надраили, Муза осторожно позавтракала и успокоилась.

Однако позже выяснилось, что протез все же пострадал от катаклизма — один из псевдокоренных зубов получил микроскопическую царапину, и у моей свекрови появилась нехорошая привычка. Поглаживая языком царапину, Муза Анатольевна впадала в некое подобие гипнотического транса. Глаза ее останавливались, подбородок съезжал набок, и лицо свекрови приобретало выражение идиотской задумчивости. Муж работал за границей, я проводила со свекровью недостаточно времени, чтобы понять — привычка укоренилась и стала вызывать недоумение у окружающих.

Представьте. Сидит на лавочке пожилая дама и выгуливает пса. На даме шелковое платье, перстеньки на пальцах, серьги в ушках, прическа, как у Маргарет Тетчер, и… перекошенное лицо с остекленевшими глазами. Согласитесь, такое пугает.

Первой не выдержала соседка по дому Маргарита Францевна. Проходя мимо застывшей на лавочке свекрови и не получив привычного «Доброе утро, любезная соседка», Францевна остановилась и некоторое время наблюдала за циклическими движениями подбородка Музы Анатольевны. Свекровь была вся погружена в себя и ощупывала языком царапины на зубе.

— Вы бы, голубушка, лучше четки купили, — вздохнула Маргарита Францевна и растормошила Музу Анатольевну.

Вечером того же дня, то есть в четверг, я получила строгое предписание: наутро доставить поврежденную челюсть к дантисту. Маргарита Францевна имела непререкаемый авторитет и покойного мужа, некогда члена ЦК КПСС.

Я не возражала. Кабинет врача находился в доме, соседнем с банком, в котором я работаю, дантист лечил зубы половине сотрудников и относился к нам вполне по-родственному. Никакой надобности в личном присутствии Музы Анатольевны при шлифовке челюсти не требовалось. Утром я отдала протез, в обед получила его обратно знатно отполированным.

Муза весь день варила бульон и манную кашу и ждала возвращения нас с челюстью в запертой квартире с отключенным телефоном. Появляться на улице без зубов и болтать по телефону нечленораздельно свекровь не собиралась. Не комильфо.

Перед уходом на работу я дала консьержу сто рублей, попросив его направить внука к Музе Анатольевне и получить там Людвига, и еще полтинник за собачий выгул. Вечер пятницы я планировала провести с институтскими подругами, и никакая Муза с ее бульонами, кашами и Людвигом помешать тому была не в силах. Ради некоторой свободы по вечерам два года назад я объявила, что буду писать диссертацию. А для этого необходимо уединение в читальном зале библиотеки, пешие прогулки для размышлений и встречи с научным руководителем. Преимущественно поздним вечером. Слово «диссертация» в семье Мухиных считалось священным. Оно звучало торжественно, как национальный гимн или Девятая симфония Бетховена, и давало свободу передвижений.

— Совсем ты, Сима, завралась, — говорила подруга Галина Зайцева.

Я пожимала плечами и думала: в нашей семье врут все. Так сложилось…

И начало этой лжи положила дорогая Муза Анатольевна.

Восемь лет назад я вышла замуж за Мишу. Два года спустя после этого события мои родители переехали в государство, сейчас называемое заграницей. То есть на Украину. Отец был родом из Киева, там проживало большинство его родственников и друзей, и все давно звали его обратно. И когда пришла телеграмма, гласившая: «Срочно приезжай, заболела тетя Маша», родители собрали чемоданы.

Тетя Маша одиноко проживала в огромной квартире в центре Киева. Ухаживать за больной родственницей было некому, родители провели на Украине полгода, привыкли, восстановили связи и назад в Москву не вернулись.

Я в то время училась на вечернем отделении Финансовой академии. У меня имелись в наличии молодой и талантливый красавец муж, милейшая свекровь и работа, предусматривающая карьерный рост, я работала операционистом в банке. Ко всему прочему, уезжая из Москвы, родители продали дачу на Николиной Горе и оставили мне трехкомнатную квартиру на Кутузовском проспекте, которую получал еще мой дед, академик ВАСХНИЛ. Одним словом, я считала свою жизнь вполне устроенной. Все как у всех, и даже лучше.