Филлис Джеймс - Молот и «Грушевое дерево». Убийства в Рэтклиффе

Капитан “Роксбургского замка”, судна, на котором Эбласс и Уильямс приплыли из Рио-де-Жанейро и на котором Эбласс поднял бунт, поинтересовался, что сталось с его женой и двумя детьми. Эбласс отрицал, что когда-либо был женат, но признался, что разрешил одной женщине принять его фамилию и получать часть его жалованья. На вопрос, каким образом он кормится с тех пор, как несколько месяцев назад сошел с корабля, ответил, что после того, как закончились деньги, закладывает одежду. Говорил вполне уверенно и заявил, что вечером, когда убили Уильямсона, находился дома, что могут подтвердить несколько свидетелей. Чтобы установить справедливость его слов, к упомянутым им людям был немедленно направлен посыльный и возвратился с хозяйкой дома, где жил Эбласс, и его соседом по комнате. Оба не колеблясь заявили, что в первый раз он заглянул проверить, не готов ли чай, а в десять окончательно вернулся домой. За полночь находился вместе с ними, пока не разнесся слух, что произошло убийство. Услышав это, Эбласс воскликнул, что знаком с теми, кто стал жертвами, и пошел наводить справки. Вскоре он возвратился и подтвердил печальные новости.

Удовлетворившись этими свидетельствами, выполняющий в тот момент в суде обязанности председательствующего магистрата Маркленд снял с Эбласса обвинения и распорядился его отпустить».

Однако впоследствии кое-кто подверг алиби Эбласса сомнению. Магистраты Шэдуэлла тем временем продолжали поиски предполагаемого соучастника Уильямса в другом направлении. И когда в субботу в девять из Мальборо прибыл человек, проехав в холод четырнадцать часов, суд с нетерпением возобновил заседание. Прибывший назвался Томасом Кэхиллом.

Обстоятельства его ареста были привычно знакомыми: его взяли, когда на нем была закапанная свежей кровью, разорванная у воротника и на груди рубашка. Он удивительно напоминал внешностью того, кто, по описанию в объявлениях, бежал от дома Уильямсонов. Такой же крепкий, ростом примерно пяти футов десяти дюймов, с рыжеватыми волосами и рыжими бакенбардами и очень похожий на повесившегося негодяя Уильямса, отмечала «Таймс», словно этот факт его в чем-то уличал. К тому же новый подозреваемый говорил с заметным ирландским акцентом, и вскоре стало очевидно, что он законченный врун.

Магистраты из Мальборо уже успели выяснить, почему на подозреваемом была разорвана рубашка: он ввязался в драку в редингском пабе. Однако где он был ночами, когда произошли убийства? – спросил у него Маркленд. Кэхилл ответил, что снимал жилье у человека по имени Уильямсон в доме номер 121 по Рэтклифф-хайуэй. По названному адресу отправили рассыльного и установили, что человек с такой фамилией там не проживает. Маркленд нисколько не удивился. У него уже, как он заметил, имеются сомнения по поводу «чистоты помыслов подозреваемого». На что задержанный охотно и весьма хладнокровно ответил такое, отчего рассеялись последние сомнения магистрата. Да, он все солгал и в Лондоне никогда не жил.

«Маркленд: В таком случае что мне о вас думать? Неужели вы надеетесь, что после подобного признания я поверю хоть одному вашему слову?

Подозреваемый: Не представляю, ваша честь. Только учтите: я неповинен в убийствах, как нерожденное дитя. И буду говорить только правду. А то, что тут наврал, – то только потому, что хорошо знаю, что непричастен к злодеяниям и легко сумею опровергнуть все обвинения».

Теперь Кэхилл утверждал, что дезертировал из полка ирландской милиции и в то время, когда совершались убийства, проживал в Ромфорд-роу, графство Эссекс. Маркленд не спешил ему поверить.

«Маркленд: Что вы сделали с военной одеждой?

Подозреваемый: Между Ромфордом и Ромфорд-роу я встретил еврея и купил у него вот этот сюртук, что сейчас на мне. А обмундирование выбросил.

Маркленд: Какой, вы сказали, это был день?

Подозреваемый: Суббота, ваша честь.

Маркленд: Сэр, я вижу, вы опять за свое. Пытаетесь меня уверить, что купили у еврея сюртук в субботу? Что-то у вас не сходится. Самый последний еврей не станет заниматься в субботу торговлей.

Подозреваемый: Я принял его за еврея. Темноволосый мужчина, он продавал поношенную одежду».

Должно быть, в Хертфордшире и Йоркшире, где Маркленд и Кэппер набирались первого опыта в качестве магистратов, было не много подобных кэхиллов, поэтому долгий допрос, зачастую не имевший никакого отношения к делу, демонстрирует полное отсутствие взаимопонимания между ними. Кэхилл явно старался подыграть трем легковерным джентльменам и тщетно пытался дать им понять, что его история о жене в Бате и последующих военных злоключениях несусветная чушь. Судьи ставили его в тупик не меньше, чем он их – наглый, не желающий покаяться негодяй.