Сидни Шелдон - Расколотые сны

Мать дернулась, словно от удара и, на миг забыв обо всем, прикрикнула:

– Немедленно замолчи! Сколько раз повторять: не смей выть эту идиотскую песню! Меня от тебя тошнит, жалкая маленькая…

Она не успела договорить. Все происходило как при замедленной съемке. Машина не вписалась в поворот и, слетев с дороги, врезалась в дерево. Девочку выбросило из окна. Она больно ушиблась, но даже не потеряла сознания и почти сразу же вскочила. Мать зажало между креслом и рулевым колесом. Она истерически кричала:

– Эшли, вытащи меня! Помоги! Помоги!

Но дочь молча наблюдала, не двигаясь с места, пока не раздался взрыв.

– Ненависть? Хочешь послушать еще?!

– Решение должно быть принято единогласно, – заявил Уолтер Маннинг. – Моя дочь – профессиональная художница, а не какая-то дилетантка… сделала одолжение всем нам… не можем же мы отказаться… либо мы выберем работу моей дочери… либо пастор останется без подарка…

Она припарковала машину у обочины, но не выключила зажигание. Пришлось подождать минут десять, пока Уолтер Маннинг не вышел на улицу. Он явно направлялся к гаражу, где оставил свое авто. Она вцепилась в баранку и нажала на педаль акселератора. Машина рванулась вперед. В последний момент Уолтер услышал шум мотора и обернулся. Она пристально всматривалась в лицо человека, который мгновение спустя уже лежал, бездыханный, под колесами. Изломанное тело отбросило в сторону, а она, не снижая скорости, умчалась. Свидетелей не нашлось. Господь был на ее стороне.

– Это и есть ненависть, доки! Настоящая ненависть!

Гилберт Келлер не нашелся, что ответить, потрясенный силой этой хладнокровно-злобной жестокости. Он с трудом поднялся и вышел. Пришлось отменить все остальные консультации, назначенные на остаток дня. Келлер чувствовал, что должен побыть в одиночестве.

На следующее утро он поспешил в обитую войлоком комнату. Там уже царила Алетт.

– Почему вы так переменились, доктор Келлер? За что так наказываете меня? Неужели я в чем-то виновата? Не держите меня здесь.

– Вы выйдете, и скоро, – заверил доктор – Как дела у Тони? Что она вам сказала?

– Что мы должны сбежать отсюда и убить отца.

– Доброе утро, доки, – жизнерадостно вставила Тони. – Как дела? У нас все хорошо. Может, все-таки отпустите нас?

Келлер посмотрел в ее глаза. Глаза безжалостного убийцы.

– Мне ужасно жаль, что все так вышло, – посочувствовал Отто. – Такое стабильное улучшение, и вдруг…

– Дошло до того, что сейчас я даже не могу добраться до Эшли. Она спряталась, и намертво.

– По-видимому, это означает, что лечение придется начать сначала.

– Не думаю, Отто, – возразил Келлер. – Мы достигли момента, когда все трое смогли без помех познакомиться друг с другом. Это уже немало значит. Следующим шагом должно быть воссоединение. Придется найти способ это сделать.

– Чертова статья. Как она попалась на глаза Тони?

– Нам еще крупно повезло.

– Повезло? – удивился Отто. – Ничего себе везение!

– Видите ли, эта ненависть зрела в Тони как нарыв, который мог прорваться в любую минуту. Теперь, когда мы все узнали, можно и нужно избавить от нее Эшли. Я хочу попробовать кое-что… И если все сработает, значит, мы на верном пути. Если же нет… Тогда, боюсь, Эшли останется здесь до конца жизни.

– Что вы хотите делать?

– Думаю, пока Эшли не стоит видеться с отцом, но я позвоню в Национальное бюро вырезок [24]и договорюсь, чтобы мне присылали все материалы о докторе Паттерсоне, появляющиеся в печати.

– И что это даст? – удивленно заморгал Отто.

– Я стану показывать их Тони. В конце концов ее ненависть рано или поздно сама себя сожрет и угаснет. Таким образом я сумею помочь ей управлять всеми движениями души Тони.

– На это уйдет много лет, Гилберт!

– Вы преувеличиваете. Год-полтора, не больше. Но это единственный шанс, который остался у Эшли.

Только через пять дней Эшли пришла в себя. Когда доктор Келлер в очередной раз навестил ее, Эшли сконфуженно пробормотала:

– Доброе утро, Гилберт. Простите, что все так вышло.

– А я рад, что все так вышло. Теперь между нами не осталось ничего недосказанного.

Он кивнул охраннику, и тот быстро снял с девушки наручники. Эшли встала, потирая запястья.

– Говоря по правде, мне было не слишком удобно, – призналась она и, выйдя в коридор, тихо добавила: – Тони очень сердится.

– Да, но я попытаюсь с ней договориться. Вот что, Эшли…