Джон Сирлз - Экзорцисты

– А на куклу можно посмотреть? – спросил мой оте-ц, точнее, мальчишка, нарядившийся отцом.

– Нет, – ответила я.

– Где она? – поинтересовался тот, что изображал мою мать.

Я подумала про Пенни в подвале, безвольно поникшую в своей клетке, и надпись на дверце, сделанную рукой отца: НЕ ОТКРЫВАТЬ НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ. Брошенная там на столько месяцев, она наверняка стала домом для кучи пауков, которые ползают по круглому лицу и плетут паутину между болтающимися руками.

– Она на дне колодца, – произнесла я ложь, рожденную отчаянным желанием.

– Колодца? – переспросил ряженный в отца парнишка.

– Мы бросили ее туда, к остальным, которых вы – или уж не знаю кто – оставляете на нашей лужайке. Можете забрать всех, если хотите.

С этими словами я захлопнула дверь. Стоя в темноте с фонариком в руке, я прислушивалась к их шагам по ступенькам лестницы, потом подошла к окну и стала смотреть, как они сорвали фанеру над колодцем, совсем как я несколько ночей назад. По собственному опыту я знала, что они ничего не увидят в абсолютной темноте внизу. Вскоре мальчишки это поняли, сдались и направились в сторону улицы, где их дружки выделывали на велосипедах восьмерки. Мальчишка в платье сдернул и бросил под кедры парик, перед тем как взять велосипед, стоявший у тротуара. Его приятель сел на багажник, и они укатили в ночь.

Когда они уехали, я начала отчаянно дрожать. Чтобы немного успокоиться, я бесцельно бродила по гостиной, столовой и кухне, окутанным тенями. Я представляла родителей такими, какими видела их в последний раз: снег, сверкающий на плечах шерстяного пальто отца, когда он вышел из машины. И развевающиеся на ветру волосы мамы, которая отправилась его искать. Потом – как я вошла в церковь, где воздух был таким неподвижным, таким невероятно ледяным, что стало трудно дышать. И еще какой-то дымный аромат, смешанный с едва различимыми следами фимиама. Мне потребовалось некоторое время, чтобы глаза приспособились к темноте и я увидела около алтаря три силуэта.

– Эй! – крикнула я, и это слово повисло в воздухе, похожее на вопрос. – Эй?

Чтобы отвлечься, я нашла дневник, подаренный Бошоффом, и попыталась заставить себя вспомнить о чем-нибудь другом, чтобы прогнать мысли о той ночи. На память пришел вечер в Окале, я начала писать и не останавливалась, даже голову не поднимала, пока не залаяла Халк.

Я снова подошла к двери. Рассвет еще не наступил, но холодное голубое сияние в воздухе подсказало, что до него осталось совсем мало времени. Оказалось, что я писала несколько часов. Глядя в окно, я увидела, что собака натянула цепь и рвется к дому.

– Все хорошо, девочка, – сказала я, вышла на улицу и зашагала через лужайку.

Опасаясь подходить к собаке слишком близко, я ос-тановилась так, чтобы она меня не достала, поскольку не обладала маминой способностью успокаивать не только людей, но и животных. У нас над головами развевались на ветру размотанные ленты туалетной бумаги. Пока я была погружена в события, которые описывала в дневнике, кто-то зашвырнул несколько рулонов на деревья и замазал окна пикапа Роуз – шутки, казавшиеся странными в это время ночи. Собака никак не успокаивалась, и я, набравшись смелости, подошла к ее косточке, гладкой и блестящей от слюны. Но несмотря на то, что я старательно размахивала костью перед носом Халк, она больше не обращала на нее внимания. Она хотела лаять, рычать и дергать цепь.

Мне оставалось только дождаться, когда она устанет. Я бросила косточку на землю, вытерла руки о футболку, повернулась к дому, и тут моя рука невольно метнулась к груди и мне показалось, что я задыхаюсь. Ночью, когда пришли, а потом уехали те мальчишки, я решила, что все самое страшное осталось позади, и не могла понять, от чего нервничает собака. Спутанные ветви рододендрона озаряло желтое сияние, падавшее из окна подвала. После стольких месяцев темноты тот, кто там находился, снова включил свет.

Возможно, это обычное совпадение, но книги, которые мама давала мне читать в детстве – «Джейн Эйр», «Большие надежды», «Пеппи Длинныйчулок» и многие другие, – почти все рассказывали о детях, лишившихся родителей. Иногда мне кажется, что посещавшие ее «предчувствия» позволили ей узнать судьбу нашей семьи и она хотела меня подготовить. Конечно, в тот вечер в конференц-центре Окалы я ни о чем таком не имела представления. Просто пыталась занять себя чтением «Джейн Эйр». Я бы никогда никому не призналась, но, несмотря на весь мой ум, книга оказалась слишком сложной, ведь я только перешла в шестой класс. К тому же Роуз оставила Библию в отеле и постоянно меня отвлекала.