Анастасія Матешко - Несчастный случай. Старые грехи

Захаревич прекрасно знал, кто такая Тамара. Вдова покойного оперативника Воропая, сама юрист, подруга юности Калганова и Шульги. А кроме того, еще и адвокат Новака, персоны, известной далеко за границами своего круга. Теперь, как выясняется, еще и родственница этого Тимура. Да, тесен мир. И весь этот мир рано или поздно оказывается у него под микроскопом. Интересно, почему?

Воха встал с края стола и приблизился вплотную к спинке стула, буравя взглядом затылок Захаревича. Тот вздохнул и продолжил:

– Да там целый букет болячек. Но смертельный приступ, судя по всему, спровоцировал наркотический голод.

– А по-человечески?

Захаревил взял в руки пакетик.

– Здесь препараты амфетаминовой группы. Они лежали в той квартире на столе. Кстати, ты же их и изъял. На пакете – отпечатки Тимура. Значит, «колеса» принадлежали ему. Если их сначала принимать, а потом резко прекратить – наступает гипертермия.

– Судороги? – проявил осведомленность Воха.

– Это тоже туда входит. В клинике, как я понимаю, жертву лечили от наркоты. Как сбежал – сразу хапнул. Потом не давали, процесс пошел. С его сердцем в такие игры не играют.

– Это можно «продать» как несчастный случай? – Воха и сам удивился, уловив просительные нотки в своем голосе. Захаревич медленно встал и потянулся. В шее у него что-то хрустнуло.

– Понимаю, дело заводить неохота. Не будь Тимур связанным, я бы с дорогой душой исключил криминал. А так – извини. – Захаревич снова уселся за стол. Костяшками пальцев потер покрасневшие глаза и принялся заполнять свежий бланк.

Воха понял, что пора и честь знать. Вышел он, как и зашел, быстро и не прощаясь.

Галогеновые лампы дневного света вибрировали под потолком. В кабинете Хорунжего их установили совсем недавно, и никто еще не привык к гулу, возникавшему, когда лампы нагревались. Поэтому сидели, задрав головы кверху в ожидании, пока что-то там не щелкнет и гул не стихнет.

В своем кресле Хорунжий выглядел частью интерьера, за столько лет кресло приняло формы хозяина, а цвет стен, перекрашиваемых каждую весну, казался продолжением его полицейской формы. За приставным столом расположились подчиненные. Хорунжий привык, что справа находится взъерошенный Воха, напротив него – Носов, как всегда с недовольным видом, а в торце… В торце на этот раз сидел новичок Кошель. Из-под опущенных век он украдкой разглядывал кабинет. Воспитанный мальчик! Хорунжий заметил, как новенький остановил взгляд на аквариуме с рыбками и уже не мог отвести от него глаз.

– Кошель, куда это ты уставился?

– Рыбки, Николай Петрович! – Старлей смутился, но счел своим долгом честно ответить на поставленный вопрос.

– Никогда раньше не видел?

– Да, то есть нет… Лабио двухцветный! Какой экземпляр! И данио жемчужный… – Почувствовав на себе насмешливые взгляды, Кошель стушевался. – Извините!

Выражение лица Хорунжего смягчилось. Он сразу стал похож на эдакого кругленького пенсионера-дачника, хотя такое впечатление было, ой каким обманчивым. Свои это знали и не велись. Однако Носов не смог сдержать короткого смешка. Петрович за долю секунды, казалось, вырос в своем кресле и подтянулся, снова превратившись в сурового начальника. Наткнувшись на тяжелый взгляд шефа, Носов принялся изучать свои коротко остриженные ногти.

Хорунжий медленно перевел взгляд на Кошеля.

– Аквариумист, значит? Ладно, старлей! Закончишь дело – поговорим. А пока займешься этим несчастным случаем.

– Петрович, а почему он? – Воха подскочил на стуле.

– А по кочану!

Хорунжий рявкнул с такой силой, что лампы под потолком снова загудели. Не привыкший к перепадам настроения начальника Кошель вжал голову в плечи. Только Воха, казалось, ничего не заметил, он по-прежнему раскачивался на стуле и, обиженно поджав губу, ожидал объяснений. Объяснения последовали незамедлительно.

– Ты знал жертву лично и давно, – хриплый голос Петровича звучал устало. – Поэтому допускать тебя к этому делу не имею права. Надумаешь спорить – пойдешь свидетелем! – Хлопок ладони по столу неожиданно завершил спич.

Носов злорадно хмыкнул.

Воха покраснел и стал одного цвета со своим медно-красным чубом:

– Но, Петрович!

– Все! Разговор окончен. Кошель, разбирайся, такой ли это несчастный случай? Свободны.

Оперативники молча встали. Ножки стульев заскользили по старому щербатому паркету.

– А ты, Носов, задержись. – Хорунжий поманил Носова пальцем, но присесть не предложил.