Нора Робертс - Театр смерти

– У меня руки целы!

– Пока целы, – многозначительно проговорила Ева, поднявшись на ноги. – Так что, дорогуша, уясни одну простую вещь: если ты хочешь, чтобы я вызвала доктора и закрыла глаза на подпольное казино, которое ты устроила на первом этаже, расскажи мне все, что знаешь про Лайнуса Квима.

– А вы меня не арестуете?

– Это зависит только от тебя. Итак, Квим.

– Дешевка! Да к тому же неудачник. Он – не игрок. Так, балуется. Для него это вроде хобби. Никогда не ставит больше сотни баксов. Господи, что с моим лицом?! Дайте мне перекись!

– Когда вы говорили с ним в последний раз?

– Вчера вечером. Он звонил мне как минимум два раза в неделю. Вчера поставил сто долларов на «Драчунов» в сегодняшнем матче. Для него это целое состояние. «Чувствую, – говорит, – что на сей раз мне улыбнется удача».

– Правда? – переспросила Ева. – Так и сказал?

– Да. Он даже хихикал от удовольствия. Сказал, что если выиграет, то на следующий матч удвоит ставку.

– Значит, у него было хорошее настроение?

– Для Квима хихикнуть – все равно что для другого в пляс пуститься. Он обычно таким занудой бывает, таким нытиком! Но играет регулярно и платит исправно, поэтому я с ним и работаю.

– Ну вот, видишь, как все просто, Мэйла!

– Вы меня не арестуете?

– Я не занимаюсь мелкими жуликами, так что ты – не по моей части. – Ева сняла с лежащей женщины наручники и повесила их себе на пояс. – На твоем месте, Мэйла, я позвонила бы в «Скорую помощь» и сказала, что врезалась носом в стену, споткнувшись о собаку.

– Пискушок! Иди скорей к своей мамочке! – Мэйла наконец уселась на свою необъятную задницу и призывно раскрыла объятия. Собака спрыгнула с рук Пибоди и бросилась к хозяйке. – Эти гадкие полицейские тебя обижали?

С отвращением тряхнув головой, Ева направилась к выходу.

– Подожди две недели, а затем позвони Хансону из отдела нравов и сообщи ему этот адрес.

– Вы же обещали ей, что не станете ее арестовывать!

– А я ее и не арестовываю. Кроме того, я сказала всего лишь, что она – не по моей части. Она – по части Хансона.

Пибоди оглянулась.

– А что же будет с собачкой? И с квартирой? Может, после того, как ее арестуют, хозяева снизят квартирную плату?.. Эх, лейтенант, видели бы вы, какая тут кухня! С ума сойти можно!

– Мечтай, мечтай… – Ева села в машину и, увидев, что Пибоди открывает бардачок, застонала: – Что ты делаешь?

– Достаю аптечку.

– Только попробуй!

– Тогда едем в больницу.

– Не поеду я в больницу! И ты ко мне не лезь.

– Не ведите себя, как ребенок, лейтенант. – Упиваясь ролью медсестры, Пибоди начала доставать из аптечки марлевые тампоны и пузырьки. – Лютому зверю не пристало бояться йода. А если уж так страшно, закройте глаза.

Загнанная в угол, Ева вцепилась в рулевое колесо и крепко зажмурилась. Она ощутила легкое жжение и специфический запах антисептика, а в следующее мгновение у нее вдруг закружилась голова, и она куда-то провалилась, как Алиса – в кроличью нору…

Ей накладывают швы. Это совсем не больно, только непонятно, почему столько народу с ней возится. Операционную наполняет негромкий гул голосов. Кривая игла, кажется, уже в сотый раз вонзается ей в кожу. Сломанная рука горит огнем в только что наложенном гипсе.

– Твое имя? Как тебя зовут? Ты должна сказать нам, как тебя зовут. Кто с тобой это сделал? Как твое имя? Что с тобой произошло?

– Я не знаю!

Ева выкрикивает это снова и снова, но только – мысленно. Она лежит молча, без сил, загнанная в ловушку страха, а вокруг суетятся незнакомые люди, глазеют и задают вопросы.

– Как тебя зовут?

– Я не знаю-у-у!!!

– Лейтенант! Лейтенант Даллас! Эй!!!

Ева открыла глаза и встретилась с испуганным взглядом Пибоди.

– Что? Что случилось?

– Вы бледная как полотно. Вам, наверное, стало плохо. Может быть, нам все-таки стоит заехать в больницу?

– Я в порядке. – Ева разжала кулаки. – Со мной все хорошо. Просто душно.

Она опустила стекло и стала полной грудью вдыхать прохладный воздух. А маленькая испуганная девочка снова спряталась в самый дальний уголок ее сознания.

«Желания давят, когда дьявол правит». Не помню, кто это сказал, да это и неважно. Кто бы ни сказал, он уже наверняка давно помер. Как и Лайнус Квим.

Желания давят… Да, мои желания давят меня! Но кто же в таком случае дьявол – глупый жадный Квим или я?

Впрочем, это тоже не имеет значения, поскольку дело уже сделано. Пути назад нет, и эту пьесу уже не переиграешь сначала. Мне остается лишь надеяться на то, что декорации были убедительны, чтобы обмануть острые глаза лейтенанта Даллас. Она – великолепный зритель, но, я боюсь, может оказаться самым жестоким из критиков.