Софи Ханна - Эркюль Пуаро и Шкатулка с секретом

– Вы правы, но я отнюдь не была потрясена, – сказала леди Плейфорд. – Моей главной реакцией, наступившей уже после того, как я утвердилась в мысли, что Джозеф не только не при смерти, но даже не болен… нет, вообще-то реакций у меня было несколько. Сначала я испытала облегчение: значит, я его не потеряю! Он будет жить! – Ее глаза наполнились слезами. – Не могу даже спокойно вспоминать свои тогдашние эмоции. Простите. – Она достала из кармана кимоно носовой платочек и приложила его к глазам.

– Не стоит извиняться, – сказал я.

– Вы очень добры, но я терпеть не могу выставлять свои чувства напоказ. Предпочитаю беспристрастный анализ демонстрации. И, кстати… тогда я не только радовалась и ликовала, но и сгорала от любопытства. Зачем человек, который запросто мог влюбить в себя кого угодно, выбрал такую странную линию поведения? Одним словом, я была заинтригована и благодарна ему за это.

– Благодарны?

– Вас это удивляет? У моих родителей я была единственным ребенком. Они были тихими, скучными людьми. Так что в детстве, когда мне хотелось, чтобы случилось какое-нибудь необычайное происшествие, я выдумывала его сама. Плюшевых медведей я превращала в разбойников, а кукол – в героев и в тишине детской разыгрывала между ними драмы, о которых не знал никто, кроме меня. С тех пор я непрерывно сочиняю – характеры и события, тайны и любовные истории. Со временем, уже став взрослой, я неоднократно встречала куда более интересных людей, чем мои папа с мамой, – и все же никто из них не привлекал меня так, как персонажи, которых я создавала сама. Пока…

Казалось, она хотела, чтобы я закончил ее фразу.

– Пока вы не повстречали Скотчера? – предположил я.

Она кивнула:

– Джозеф озадачивал и интриговал меня сильнее, чем любая тайна, которую я могла выдумать сама. О да, я была ему благодарна. Знаете, во всем, что с ним связано, был привкус чего-то страшноватого и волнующего. И я с радостью окунулась в его игру! Но самое удивительное, что меня поддержала Софи! Она подыгрывала Джозефу, притворявшемуся смертельно больным человеком, потому что влюбилась в него и не хотела разоблачать его ложь. Как и я, Софи старалась его защитить. Подумайте, какой непоправимый вред нанесла бы его репутации правда, откройся она вдруг!

– Многие решили бы, что поделом ему, – сказал я. Должен признать, что в тот момент я и сам чувствовал себя одним из этих многих. – Кстати, Софи Бурлет до сих пор настаивает на том, что верила ему – то есть верит. И даже обвиняет во лжи полицейского доктора.

Леди Плейфорд ответила:

– Софи просто не хватает смелости признать себя соучастницей обмана, да еще такого серьезного. Спорю на что угодно, она раскусила своего пациента уже через неделю после того, как приехала в Лиллиоук. Но нет, она никогда не сознается. Ведь правда оскорбляет ее гордость, и поэтому она будет настаивать на лжи. Запомните, Эдвард, мало кому нравится чувствовать себя замешанным в чем-то хотя бы отдаленно предосудительном, люди вообще не любят непредсказуемости. Иными словами, почти все боятся почти всего – никогда не забывайте об этом! Лишь писатели и художники в силах справиться с пугающей двусмысленностью бытия, да еще люди с наклонностями к игре в воров и полицейских [26]. Уверена, что Эркюлю Пуаро такая игра пришлась бы по вкусу.

– А Софи Бурлет знала, что вы знаете правду о Джозефе Скотчере? – спросил я.

– Искренне надеюсь, что она причисляла меня к одураченному большинству, – ответила леди Плейфорд; уголки ее рта изогнулись было в лукавой улыбке, но тут же вновь опустились. – Иначе к чему мне было тратить деньги на постоянную сиделку для человека, который ничем не болен?

В самом деле, к чему? Я не стал задавать ей этот вопрос. Леди Плейфорд явно считала, что уже дала на него вполне исчерпывающий ответ, и я не стал ее разубеждать, хотя мне ее мотивы казались совершенно неудовлетворительными. Больше того, бредовыми.

– Но Клаудия, разумеется, угадала правду, и Рэндл тоже. Я очень опасалась, что рано или поздно кто-нибудь из них проболтается, причем так, чтобы застать Джозефа врасплох. Конечно, Клаудии доставляло большое наслаждение изводить его своими намеками, но так не могло продолжаться вечно, к тому же я видела, что ее словесные уколы раз от раза делаются все болезненнее. Страх перед правдой и толкнул меня на то, чтобы изобрести мой гениальный план.

Лицо леди Плейфорд исказилось от горя.

– Только он оказался вовсе не гениальным. Тщеславная старая дура, я вообразила, что могу контролировать всех и вся. Сидела бы лучше и помалкивала – может, тогда Джозеф был бы сейчас жив.