Софи Ханна - Эркюль Пуаро и Шкатулка с секретом

– В словах, которые она слышала, есть крупица правды, – мрачно сказал Кимптон. Но тут же, словно встряхнувшись, уже совсем другим тоном добавил: – Хотя это еще ничего не значит. Лучшая ложь всегда похожа на правду.

Я давно ждал удачного момента, чтобы задать вопрос, который не давал мне покоя. И вот, кажется, дождался.

– Доктор Кимптон, если ваши подозрения в отношении Софи Бурлет верны, то зачем ей было оставлять нетронутой нижнюю часть лица Скотчера?

– Скорее всего, она намеревалась стереть с него стрихниновую ухмылку, но что-то ей помешало, – сказал Кимптон. – Быть может, она услышала шаги и поняла, что у нее меньше времени для постановки мизансцены, чем она надеялась?

– Возможно, – согласился Пуаро. – Однако главная беда в том, что на данном этапе расследования нельзя отбросить никакую возможность. Доктор Кимптон, если вы считаете, что Софи Бурлет могла убить Джозефа Скотчера, то, прошу вас, скажите, какой у нее был мотив?

– Мотив? – Кимптон фыркнул, точно обсуждение столь низменного предмета, как мотив, было недостойно его внимания.

– Да, мотив. Скотчер сделал ей предложение в тот самый вечер. Зачем же ей было убивать человека, которого она любила и который и так скоро должен был умереть от болезни?

– Я не знаю, и мне плевать, – отвечал Кимптон. – Сначала заставьте ее признаться, а там она сама расскажет вам, зачем ей это понадобилось. Мотив! Вы по-прежнему пребываете в ложном заблуждении, Пуаро, будто поступки человеческих существ поддаются рациональному истолкованию.

– Да, месье.

– А между тем никакой рациональности нет. Логики в поступках не существует. Я – живое тому подтверждение: я пытаюсь уличить Софи Бурлет во лжи и в то же время, неизвестно почему, верю, что ее слова об Айрис – правда. А ведь я куда более рациональный человек, чем многие, смею вас заверить.

– Кто это – Айрис Гиллоу? – спросил я.

Губы Кимптона сжались в тонкую линию.

– Мне очень хочется рассказать вам о ней. И я расскажу – сразу после дознания.

– Почему же не сейчас? – спросил Пуаро.

– Так будет проще, – сказал Кимптон. Он повернулся, чтобы уйти, но остановился в дверях. – Вас ждет сюрприз, джентльмены. Большой сюрприз.

– Под сюрпризом вы понимаете отравление как причину смерти? – спросил я.

– Нет. Под сюрпризом я понимаю нечто совсем другое. Но пока промолчу – вдруг я все-таки ошибаюсь. Хотя вряд ли.

С этими словами Рэндл Кимптон покинул комнату.

Утром, после завтрака, Пуаро выразил желание поговорить со мной наедине и предложил прогуляться с ним вдоль реки. Я, по глупости, решил, что мы пойдем туда пешком, но оказалось, что мой спутник вовсе не имел в виду ничего подобного. На берег Арджидина нас должен был отвезти автомобиль, Хаттон уже обо всем позаботился, и меньше чем через час мы будем там.

В назначенное время появился водитель, и мы заняли места в салоне автомобиля. Наш путь оказался непрямым: сначала мы ехали подъездной аллеей, которая петляла, как только могла, а потом и вовсе свернула не в ту сторону, скорее уводя нас от цели нашего путешествия, нежели приближая к ней, хотя пешком от крыльца дома леди Плейфорд до реки можно было дойти за несколько минут. Видя, как обстоит дело, я решил не терять времени даром и сказал Пуаро:

– Вряд ли убийство Джозефа Скотчера как-то связано с новым завещанием. Ведь о нем стало известно только за обедом. А яд в один из его флаконов с лекарствами налили раньше.

– Стрихнин не обязательно был в его лекарстве, mon ami . Он мог оказаться и в его тарелке с супом. Мы не знаем.

– Пусть так, но суп все равно съели раньше, чем леди Плейфорд сообщила свою новость… Нет, мотив наверняка был иной. Если, конечно, убийца не Гатеркол и не сама леди Плейфорд. Никто, кроме них, не знал условий нового завещания до обеда. И вот еще над чем надо подумать: теперь мы уже не можем быть уверены в том, что Орвилл Рольф вне подозрений. Он так же легко может оказаться убийцей, как и любой другой. Больше того, именно он первым заговорил об отравлении. Тема яда присутствовала в его сознании, вот что интересно.

Пуаро улыбнулся.

– Все, что вы сейчас сказали, я уже обдумал, – произнес он, видимо желая сказать мне комплимент. – Но вы совершенно упустили из виду главную загадку этого дела.

– Какую же?

Пуаро показал, что не желает говорить об этом, пока мы не останемся одни, так что конец пути мы проделали в молчании.

Наконец мы прибыли.