Софи Ханна: Эркюль Пуаро и Шкатулка с секретом

– И Скотчер мог решить, что при таких условиях сделать предложение Софи будет единственным способом гарантировать ее молчание и дальше, – подхватил Пуаро. – Да, это хорошая мысль. Но я все же предпочитаю другую. По-моему, лучшая теория состоит в том, что Джозеф Скотчер просто любил Софи Бурлет.

– Это тоже теория? А я думал, что это официальная версия.

Пуаро проигнорировал мой вопрос.

– Страх перед разоблачением, а то и перед неведомым убийцей, который не захочет видеть его единственным наследником всего состояния Плейфордов, потряс Джозефа Скотчера настолько, что он даже стал вести себя более естественно, чем всегда. Возможно, он просто любил эту женщину, которая принимала его таким, каким он был, не задавала никаких вопросов и без единой жалобы выполняла всю его работу для леди Плейфорд, хотя он вполне мог делать ее и сам. Возможно, он уже давно любил Софи, просто никогда не говорил об этом серьезно; ведь ему легче было лгать о чем угодно. До того вечера. И только в кризисный момент он почувствовал, насколько это для него важно – рассказать о своих чувствах.

– А вы, оказывается, сентиментальны, Пуаро. – Я улыбнулся. Наверное, то же можно сказать и обо мне, но именно в тот миг я особенно остро понял, как дорог мне мой маленький бельгийский друг.

– Эдвард!

Я обернулся, услышав голос Гатеркола. Тот стремительно шагал к нам.

– Думал, я вас уже не застану, – сказал он.

– Мы еще здесь.

И тут из дома выскочила леди Плейфорд, прямо в кимоно. Ее лицо было бледным, фигура осунулась, и она вдруг показалась мне куда старше, чем я думал о ней до сих пор. Но, несмотря ни на что, ее лицо цвело почти маниакальной улыбкой.

– Пуаро! Не смейте удирать, не дав мне запустить в вас коготки! Мне надо задать вам столько вопросов о моей текущей стопке, а Майкл что-то ужасно бестолков сегодня, верно, Майкл? Он совсем меня не слушает… Пуаро, помните сюжет с переодеванием, о котором я вам рассказывала? Вот послушайте, что я придумала! Что, если речь пойдет не о банальной перемене одежды или гриме, а об уродстве, повреждении лица? Только не носа – бог с ним, с носом! В моем нынешнем романе и так что-то очень много носов, а я терпеть не могу повторяться. Пусть это будет, например, заячья губа, только что исправленная или… о, вот это мысль! созданная – да, пусть она будет созданная. Но только кому это может понадобиться? И неужели все мои сюжеты теперь будут держаться на пластических операциях? Не хотелось бы. К тому же не надо пугать читателей, они ведь дети… Хотя, по-моему, дети сейчас растут чрезмерно изнеженными, вам не кажется? С людьми иногда случаются ужасные вещи, и чем раньше дети будут об этом знать, тем лучше для них!

Гатеркол и я обменялись улыбками и отошли в сторону.

– Я вам завидую, вы вернетесь в Лондон, – сказал он. – Боюсь, что леди Плейфорд сейчас сама не своя. Хотя притворяется, будто всё в порядке.

– Это заметно, – сказал я. – Как долго вы еще пробудете в Лиллиоуке?

– Не знаю. Хочу пока сам приглядеть тут за всеми. За Клаудией, к примеру… Вряд ли леди Плейфорд сможет сейчас ей помочь, как и она – леди Плейфорд, а я постараюсь поддержать их обеих, как смогу.

Мы обменялись визитками и пожали друг другу руки. Подъехал автомобиль, и я услышал, как леди Плейфорд говорит:

– О, это умно. Чертовски умный ход. Видимо, у меня не будет иного выхода, кроме как посвятить эту стопку вам, Пуаро.

Когда шофер уже открывал перед нами дверцу авто, она вдруг повернулась ко мне и сказала:

– До свидания, Эдвард, и благодарю вас. Мне жаль, что я вас разочаровала.

– Вовсе нет.

– О да, я же вижу. Тем, что никого не убила.

– Я никогда не считал вас убийцей, леди Плейфорд.

– Считали, увы. Только вы один и считали. – На миг ее лицо затуманилось, но та же безумная улыбка скоро растопила печаль. – Знаете что, вы можете говорить об этом совершенно свободно, я не сержусь. И незачем чувствовать себя виноватым. Вы и так ведете безгрешную жизнь. Слишком безгрешную, увы. – И она схватила меня за локоть. – Я уже старуха, но, будь я молода, как вы, я наслаждалась бы жизнью на свой лад, и плевать хотела бы на то, что обо мне подумают. Эту жажду жизни вы во мне и почуяли – не спорьте. Потому вы и заподозрили меня в убийстве. Понимаете? – Ее глаза сверкнули странным повелительным блеском.

Я ничего не понял и не хотел понимать – слишком путано и загадочно звучали ее речи.

– Леди Плейфорд, уверяю вас…

– О, все это ни к чему, незачем. – И она отмахнулась от моих слов, точно расчищая место своим. – Эдвард, могу я просить вас об одолжении? Вы не станете возражать, если когда-нибудь я сделаю вас персонажем своей очередной книги?..