Софи Ханна: Эркюль Пуаро и Шкатулка с секретом

Клаудия остановилась, чтобы перевести дух.

– Я не понимала, что любая насильственная смерть автоматически влечет за собой вскрытие. Рэндл сказал мне об этом потом, когда мы помирились. Да, слышишь, мы поцеловались и помирились! Я дала ему понять, что не прощу его никогда, хотя и люблю его. Я вообще не умею прощать. Одним словом, вот причина, по которой я размозжила череп уже мертвого человека. И знаете что, Пуаро? Мне это даже понравилось – понравилось разбивать череп Джозефу Скотчеру, до того я была вне себя от злости! Я была зла на Рэндла за его одержимость Джозефом и этим дурацким доказательством, которого он добивался всю жизнь; я была зла на Джозефа за то, что он заварил всю эту кашу своим бесполезным враньем; но больше всего я злилась на саму себя – за то, что продолжала любить Рэндла и слушать байки Джозефа даже тогда, когда мне самой стало ясно, что без них обоих моя жизнь была бы куда лучше!

– Как же твои слова ранят мне сердце, дражайшая моя, – сказал Кимптон со вздохом. В первый раз он не казался мне ни самодовольным, ни решительным.

– А что было после того, как вы добавили яд в синий флакон и избавились от стакана? – спросил его Пуаро.

– Я вернулся к себе в спальню. Я ожидал застать там Клаудию, но она словно испарилась. Я искал ее везде и нашел в утренней гостиной, где она с яростью колотила по голове мертвого Скотчера, громко понося его на чем свет стоит. Я умолял ее остановиться – именно это и услышала Софи. Да, я действительно стоял в библиотеке, дверь которой была открыта. Мне не хватило мужества подойти ближе. Нет, не из-за крови и прочей грязи. Вы будете смеяться, Пуаро, но именно тогда, когда я увидел Клаудию, которая возилась с мертвецом, увидел кровь, которая текла на пол, услышал, как она разговаривает с ним – с мертвым! – именно тогда я понял, что мой план – мой чудный план – испорчен окончательно и бесповоротно. Я стоял, смотрел и чувствовал, что ноги отказываются меня нести – как к этой страшной сцене, так и прочь от нее. Это был самый ужасный миг всей моей жизни, ее надир. «Надо все исправить, – подумал я. – Замести следы, насколько можно». Не для того я столько лет трудился и соблюдал осторожность, чтобы увидеть на виселице любовь всей моей жизни! Тут я услышал, как хлопнула входная дверь, и понял, что в дом кто-то вошел. – Он смерил Софи Бурлет ледяным взглядом, точно переделка, в которой он теперь оказался, была делом ее рук, а не его собственных.

– Пуаро, вы должны рассказать нам, как вы все это узнали, – потребовала леди Плейфорд. – Я оценила роль «Короля Джона» и метафоры ковчега в этом деле, но неужели это все ниточки, какие у вас были?

– Нет, не все, – ответил ей Пуаро. – Я разыскал в Оксфорде доктора, который был одно время врачом Джозефа Скотчера. Он и снабдил меня кое-какими весьма любопытными фактами. Первый из них заключается в том, что Скотчер, насколько ему известно, никогда ничем не болел. Второй – Айрис Гиллоу посетила его всего за два дня до своей смерти. И она хотела знать, на самом ли деле Скотчер страдал серьезной болезнью почек, которая в один прекрасный день должна была положить конец его жизни. Доктор, как ему и положено, ответил, что не вправе разглашать информацию подобного рода. Однако после ее визита он сам связался со Скотчером и спросил, почему молодую леди мог заинтересовать столь странный предмет. Два дня спустя Айрис Гиллоу умерла – ее убил Скотчер, замаскировавшись той самой бородой, которую он уже надевал однажды, чтобы изобразить собственного брата Блейка и одурачить Рэндла Кимптона.

Также я побывал в другом медицинском учреждении и поговорил с другим врачом, неким доктором Джоузи – одним из тех, кто обучал вас медицине, доктор Кимптон. Он помнит вопрос, который вы задали ему буквально в первый день учебы, – существует ли визуальное различие между здоровой почкой и больной и может ли патологоанатом увидеть его при вскрытии. Ему показался очень необычным столь конкретный интерес у начинающего медика. Стоит упомянуть и о том, когда именно вы решили оставить изучение шекспировских пьес и переключиться на врачевание. Вы подали заявление на медицинский факультет на пятнадцатый день после смерти Айрис Гиллоу. Это событие послужило своеобразным катализатором ваших эмоций, оно заставило вас понять, что вы не успокоитесь, пока не будете знать всей правды о здоровье Скотчера.

Вот, собственно, почти всё. Но, прежде чем закончить, скажу, что мой друг Кэтчпул оказал мне неоценимую помощь в расследовании этого дела. Видите ли, существовала одна маленькая деталь, которая никак не желала становиться на место, сколько я над ней ни бился, и портила всю картину, а именно: как мог Джозеф Скотчер быть мертвым и умолять пощадить его в одно и то же время? И тогда Кэтчпул подсказал мне одну здравую мысль. Он посоветовал мне найти то, что примирит между собой эти несовместимые обстоятельства! Если Скотчер был уже мертв, а Софи Бурлет утверждает, что она слышала то, что слышала, это означает… что говорил тогда вовсе не Скотчер! И вот тут все сошлось, все детали мгновенно заняли свои места и вместе стали отчетливо указывать на Рэндла Кимптона. Осталась лишь одна маленькая шероховатость, признаюсь, не вполне понятная даже для меня. Быть может, доктор Кимптон…