Агата Кристи: Подвиги Геракла. После похорон (сборник)

Помолчав немного, Пуаро добавил:

– Могу сообщить вам, мисс Гилкрист, что сотрясение мозга у миссис Лео Эбернети не такое уж серьезное, поэтому очень скоро она сможет сама рассказать нам эту историю.

– Я никогда ничего подобного не делала, – сказала мисс Гилкрист. – Весь ваш рассказ – ложь от начала и до конца.

– В тот день это были вы , – внезапно произнес Майкл Шайн, внимательно изучая лицо бывшей компаньонки Коры. – Я должен был догадаться раньше – что-то неуловимо знакомое было в вашем лице, и я чувствовал, что где-то вас уже видел, но люди обычно редко приглядываются к…

– Да, люди не приглядываются к лицам компаньонок! – сказала мисс Гилкрист дрожащим голосом. – Ведь это же простые рабочие лошадки! Почти слуги! Продолжайте, месье Пуаро. Продолжайте ваш идиотский рассказ!

– Предположение об убийстве, высказанное после похорон, было, естественно, только первым шагом, – снова заговорил сыщик. – В запасе у вас имелось еще много трюков. Вы были готовы в любой момент признаться в том, что подслушали разговор между Ричардом и его сестрой. Без сомнения, в этом разговоре он сказал Коре, что ему недолго осталось жить, – этим объясняется короткая фраза в письме, которое он написал ей после возвращения домой. «Монахиня» тоже была одним из ваших трюков. Монахиня – или, скорее, монахини, – которые собирали милостыню в день досудебного разбирательства, навели вас на мысль о монахине, которая вас «везде преследует». Это вы использовали, когда подслушивали, что миссис Тимоти говорила своей золовке в Эндерби-холле. Это же понадобилось вам, чтобы поехать в Эндерби, чтобы там, на месте, держать руку на пульсе событий. Что же касается отравления «не до конца» мышьяком, то эта штука стара как мир, – но должен сказать, что именно она заставила инспектора Мортона вас заподозрить.

– А картина? Что же это была за картина? – спросила Розамунда.

Детектив медленно развернул телеграмму.

– Сегодня утром я попросил мистера Энтвисла отправиться в «Стэнсфилд-Грейндж» и, действуя по поручению самого мистера Эбернети, – тут Пуаро пристально посмотрел на Тимоти, – «посмотреть среди картин в комнате мисс Гилкрист и найти один из этюдов Полфлексанского залива с тем, чтобы сделать для него новую рамку». Забрав этюд, он должен был наведаться в Лондоне к мистеру Гатри, которого я предупредил телеграммой. Тот полностью убрал поспешно нарисованный набросок залива и обнажил оригинальное изображение.

Эркюль Пуаро поднял телеграмму и громко прочитал: « Несомненно, это Вермеер. Гатри ».

Неожиданно мисс Гилкрист быстро заговорила, как будто ее ударило током:

– Я знала, что это Вермеер. Я это знала ! А она – нет! Говорить о Рембрандте и итальянских примитивистах – и не различить Веремеера, который был у нее прямо под носом! Все время трепаться об искусстве – и ничего о нем не знать! Это была удивительно глупая женщина. Все время ныла об этом месте, об этом Эндерби-холле и о том, как они жили здесь детьми, о Ричарде, и Тимоти, и Лауре, и всех остальных… Все время купались в деньгах. У них всегда было все самое лучшее. Вы даже не можете себе представить, какая скука часами слушать об одном и том же, день за днем, неделя за неделей! И время от времени повторять: «Да, миссис Ланскене» или «Неужели, миссис Ланскене?» И притворяться, что вам интересно. И умирать от скуки, скуки, скуки!.. А впереди не ждет ничего хорошего. И вдруг – Вермеер! В газетах я прочитала, что одну из его картин продали за пять тысяч фунтов!

– И вы так жестоко убили ее из-за каких-то пяти тысяч? – В голосе Сьюзан слышалось сомнение.

– Пяти тысяч, – заметил Пуаро, – хватило бы на то, чтобы снять и оборудовать чайную.

Мисс Гилкрист повернулась к нему.

– Ну, наконец-то! – сказала она. – Хоть вы поняли . Это был мой единственный шанс в жизни. Мне был необходим начальный капитал. – Голос женщины задрожал от всепоглощающей силы ее мечты. – Я бы назвала ее «Пальма». Меню ставилось бы в маленькие подставки в виде верблюдов. Иногда удается купить очень достойный фарфор, не импортный, но гораздо приличнее этого стандартного белого убожества. Я хотела открыть ее в приличном месте, где ко мне приходили бы приличные люди. Может быть, в Рае или Чичестере… Уверена, что заведение было бы очень успешным. – Она замолчала на мгновение, а потом продолжила мечтательным голосом: – Дубовые столики, небольшие плетеные стулья с красно-белыми полосатыми подушками…