Тереза Тотен - Взрослые игры

Я собрала распечатки, схватила пальто и рюкзак и направилась к двери. Я не закрыла страницу сайта. Мое сердце билось слишком быстро. Что я творю? Нужно было выключить компьютер. Я бросила взгляд назад. Нет. Редкин должен знать, что я знаю. Он должен знать, чтобы держаться от меня подальше.

Что-то приближалось, но я не знала, как от этого укрыться. Укрыться от чего? Я не могла понять, какая из угроз наиболее вероятна. Их столько висело надо мной, но я не представляла, что рванет первым.

На домашнем фронте все было довольно спокойно, хотя Оливия была потрясена, услышав, что я собираюсь продолжить работу на рынке. Кажется, она восприняла это на свой счет. С богачами совершенно невозможно говорить о некоторых вещах: например, о бедности. С тем же успехом я могла бы побеседовать с Брюсом.

– Почему? Зачем? Чего тебе не хватает? Просто скажи мне. Ты не платишь за комнату или стол, у тебя есть эта стипендия, еще ты работаешь в офисе каждое утро. Я хочу сказать: может, хватит?! Мы и так уже не можем ходить в школу вдвоем, ты уходишь на работу раньше.

Я пыталась объяснить, что стипендии хватало на книги, школьные принадлежности, практику, школьную форму и оплату заявки на поступление. Средства по уходу за собой, одежда, напитки и даже походы в кафе тоже требовали денег.

– О. – Она помрачнела. Можно было ручаться, никогда в жизни Оливия не думала обо всем этом как о чем-то, за что нужно платить. – Ну, ладно. Я поняла. Я буду давать тебе деньги на расходы, на регулярной основе. Мы можем завести счет, так ты не будешь переживать из-за этого. – Она принялась вышагивать по комнате вместе с Брюсом. – Папе даже знать не надо, если тебя это беспокоит. Только наш секрет!

Она сделала предложение от чистого сердца, без всякой задней мысли. Это выбило меня из колеи.

– Оливия, я ужасно тебя люблю. – Мне пришлось встать и начать расхаживать по комнате вместе с ней. Когда она мелькала у меня перед глазами, я чувствовала головокружение. – Ты безумно щедра и просто спасла мне жизнь, но это я должна сделать для себя сама, просто чтобы уважать себя.

Она скривилась.

Я не могла объяснить ей, что ни в коем случае не хотела отдавать такую власть над собой любому другому человеку, даже ей. Я никому не могла быть настолько обязана, и не важно, насколько красива была обертка у этого предложения. Кроме того, я некоторым образом скучала по рынку.

– Эй, это всего четыре часа в воскресенье. И если у нас будут планы, миссис Чень меня отпустит. Видишь ли, это действительно важно для…

– Ты хочешь сказать, завтра? – Она остановилась так резко, что мы с Брюсом чуть не врезались в нее.

– Да, прямо завтра.

– Ладно, ага. Ну, я понимаю, наверное. Если это настолько важно для твоей самооценки или чего там еще, хорошо.

Какой удачный поворот.

Когда я вернулась, Оливии не было дома. Полдень висел надо мной как вонючий носок. Несмотря на то что я отработала несколько часов на рынке и закончила лабораторную по физике, я чувствовала напряжение. Стены давили, а учитывая размеры пентхауса, это кое о чем говорило. Мы с Брюсом решили пойти в парк.

Каждый раз у нас начинался один и тот же спор: я хотела приятной неторопливой прогулки через парк, а Брюс жаждал мчаться за каждой большой собакой. Брюс лаял и кидался на немецких овчарок, боксеров и доберманов. Маленькие собаки, бишоны и терьеры, словно оставались для него невидимыми. Обидно, конечно, но я восхищалась им. Брюс знал, откуда грозит реальная опасность.

Заканчивая прогулку, мы любили сидеть на одной из скамеек вблизи Пятой авеню, неподалеку от музея Метрополитен. Мы всегда выбирали лавку прямо перед каменным мостом с красивым кованым парапетом.

Мы оба заметили человека, сидевшего по диагонали от нас. Мужчина определенно был уроженцем Верхнего Ист-Сайда, так что не выделялся из толпы. Мое внимание привлекло то, что он держал сигарету точно как мой отец. И курил так же. Этого было достаточно, чтобы отбросить меня назад, к воспоминаниям о моем старике. Я поняла своего отца, «раскусила» его, к двенадцати годам. Но больше его никто не понимал. И это понимание мало помогло мне.

Все – моя мама, близкие друзья, многочисленные работодатели – исходили из неверного предположения, что именно выпивка была причиной его отвратительных поступков. Я понимала: мой отец использовал алкоголь как оправдание – он был бы счастлив творить свои гадости и без единой капли спиртного. Я видела, как он размышлял над чашкой кофе в 6:15 утра, трезвый как стеклышко, сверлил нас буравчиками глаз, и без сомнения, в ту ночь нам стоило бы вызвать копов. Или нет. Но нас ждала боль.