Terry Salvini - Хрустальные Маски

Она подошла к балконному окну с деревянными белыми рамами и распахнула его, вышла на маленький балкон и оперлась на перила из кованого железа. Они с Джоном остановились на четвёртом этаже прелестной гостиницы в стиле модерн в центре города на бульваре, вливавшемся в улицу Риволи, на которой стоит Лувр.

Солнце закатилось уже несколько часов назад, но воздух был не таким холодным и влажным, как она предполагала в это время года. Лорелей взглянула вниз на засаженную деревьями площадь с множеством скамеек, посредине которой красовался мраморный фонтан. Вдоль тротуара выстроились в ряд велосипеды на прокат, а чуть дальше проходила улица с многочисленными магазинами, в этот час машин на улице было мало.

Едва они с Джоном вошли в номер, Джон бросился в постель отоспаться от утомительного полёта. Лорелей удалось выспаться в самолёте, и, если не считать тошноты, чувствовала она себя хорошо, ей очень хотелось погулять по городу.

— Вернись в комнату, холод впускаешь, – заворчал Джонни, натянув одеяло до самого подбородка.

Лорелей вздохнула. Нет ни малейшей надежды, что он сумеет взглянуть на эту площадь и улицу глазами Лорелей, подумала она и закрыла створки. Пока она вытаскивала из чемодана одежду и развешивала в небольшом шифоньере, Джонни уже заснул. Лорелей взяла книгу, которую захватила с собой, легла рядом с Джоном и стала читать.

Через четверть часа фыркнула и захлопнула книгу. Ну и пусть! Пускай Джон спит себе, но у неё нет никакого желания сидеть взаперти в гостинице и слушать, как он храпит. Она привела в порядок блузку, взяла сумку и открыла входную дверь.

— Куда намылилась?

Лорелей застыла в двери:

— Пойду прогуляюсь по бульвару. Хотела дать тебе выспаться…

Джонни приподнялся на локте.

— Присядь-ка рядом. Я хочу отпраздновать первый день в Париже по-своему.

— Значит, не так уж ты и устал, – произнесла она медленно, подходя к кровати и томно расстёгивая блузку, чем давала понять свои намерения. Блузка полетела на тахту, а Лорелей стала расстёгивать юбку, юбка сползла по ногам на пол.

— А остальное снимай сам, – сказала она, подходя вплотную, пока не ощутила на себе его дыхание.

Джонни протянул к ней руки, и в считанные секунды Лорелей стояла перед ним обнажённая, а он смотрел на неё вожделенно.

Тем вечером он удивил её долгими нежными ласками, он знал, что Лорелей они нравятся. Это был один из тех раз, когда Лорелей почувствовала себя окружённой заботой и нежностями.

Если он любит её, то, может, воспримет благосклонно весть, что у них будет ребёнок. Может, это Лорелей создаёт себе проблемы или раздувает их. Как бы ни было трудно, она попыталась представить, как будет жить с Джоном и сынишкой. Ну почему она именно теперь забеременела, почему так скоро?

***

На следующее утро, когда Джон оставил её одну и пошёл обсуждать рабочий проект со строительной компанией, Лорелей решила пойти в Лувр. Она уже была там в прошлом году, но всё ей посмотреть не удалось.

Она часами блуждала по залам, поднималась и спускалась по лестницам, отыскивая павильоны, в которых выставлялись интересовавшие её произведения, присаживалась отдохнуть.

Ближе к вечеру прошлась по магазинам на Севастопольском бульваре: купила мало чего, раз в чемодан много не втолкнёшь.

На закате они с Джоном встретились, и он предложил подняться на Эйфелеву башню. Вышли из такси неподалёку от башни и прошлись по набережной, чтобы полюбоваться этой частью набережной Сены при закате солнца, которое садилось за дома багрово-оранжевым взрывом, в то же время зажигались первые лучики вечернего света.

Вдалеке над деревьями возвышалась макушка башни. Когда Лорелей с Джоном подошли к подножию башни, огромный железный корпус был полностью освещён.

Лорелей взглянула на очередь перед билетной кассой и услышала, как Джон пробормотал:

— Смотри-ка сколько народу, чтобы подняться на башню! Уверена, что тоже хочешь залезть?

— Да нет, если тебе не хочется, – ответила она, тщетно постаравшись скрыть разочарование.

— Ну ладно, сделаю тебе приятное и на этот раз.

Изо всех старается угодить, подумала Лорелей.

— Может, мне стоит делать так, чтобы ты улыбалась почаще: вон как у тебя глаза блестят.

Она хотела дать понять, насколько дороги ей эти слова, но лишь поцеловала его мимолётом: на них смотрело слишком много народа.

Через часик они поднялись на смотровую площадку. Сверху Париж представал неописуемо прекрасным, шли минуты, и огоньков внизу загоралось всё больше, светом они рисовали геометрические фигуры, а между фигурами искристыми фонтанчиками переливались крохотные сияющие точечки.