С. Грэй - Темные горизонты

– Мы просто хотим, чтобы тебе стало лучше.

А все потому, что я дождался, пока Стеф уснет, и достал постельное белье Зоуи из мусорного ящика. Я хотел его постелить. Я знаю, что от меня нужно Зоуи, но не могу объяснить этого Стеф. Я лишь пытался успокоить дух Зоуи. Я скорблю по дочери – бога ради, такое нельзя пережить, горе обрушивается на тебя вновь и вновь, всякий раз с новой силой, и это никогда не прекратится. Стеф не понять моего горя. Если бы она потеряла Хейден, то могла бы бегать голой по улицам, кричать, рвать на себе волосы – и все бы ее поняли. Но когда я хочу почтить память своей дочери так, как считаю нужным, меня вдруг называют безумным.

«Это несправедливо!» – произнес в моей голове обиженный детский голосок, и эта горькая жалоба заставила меня почувствовать себя чужим в этой семье. И я уже был готов поднять скандал, решить все раз и навсегда, отстоять свое право на скорбь, но в одно мгновение все переменилось. Стеф говорила и говорила, все больше выходя из себя, но тут Хейден перестала плакать, подняла мордашку от плеча Стеф, раздвинула упавшие на глаза волосы и посмотрела на меня в образовавшуюся щелочку. Я помахал ей рукой и улыбнулся – я всегда так делаю, когда вижу ее. И она улыбнулась в ответ – робко, но доверчиво.

– Я хочу все исправить, – сказал я.

«Если ты думаешь, что я что-то сделал не так», – хотелось добавить мне, но я сдержался.

– Так докажи это. Докажи свою готовность все исправить, и это станет для нас отправной точкой.

Невзирая на кажущееся спокойствие этих слов, Стеф говорила ледяным тоном, а ее тело оставалось напряженным. Так закончился наш спор – мы достигли согласия настолько, насколько это было возможно.

Я застрял в пробке из расхлябанных грузовиков на Вуртреккер-роуд по дороге через Беллвилл: медленные колымаги пытались обогнать развалюхи, двигавшиеся совсем уж черепашьим шагом, и хотя я выехал заранее, все равно опоздал на сеанс на одиннадцать часов. Следуя указаниям Санте, я миновал несколько боковых аллей и свернул на изрытую колесами грунтовую подъездную дорожку, едва не ударившись днищем своего «хёнде» о землю, а затем нажал на кнопку домофона у ворот. Послышались шипение и щелчки. Я окинул взглядом высокую стену, окружавшую частный дом, – мощные бетонные плиты, увенчанные колючей проволокой и проводами под напряжением. Я назвал свое имя, и ворота распахнулись. Проехав по дороге вдоль забора, я увидел несколько строений среди зарослей кипариса. Санте Жубер, пятидесятилетняя женщина непонятного телосложения (она носила платье в стиле индийского сари), жестами показала мне, что я должен припарковаться у одного из кипарисов.

Уже выходя из машины, я увидел, как от крыльца ко мне несутся два огромных дога: уши развеваются, на губах слюни – это видно даже на расстоянии. Возможно, человеческий мозг на инстинктивном уровне улавливает такие подробности, готовясь к отражению нападения. Я замер на месте. Санте ничего не сделала, чтобы остановить их, спокойно наблюдая, как они подбежали и остановились в полуметре от меня.

– Вы им понравились, – на сельский манер чуть растягивая слова, сказала она, как будто я прошел какую-то проверку. Словно псы определили, что я тот, за кого себя выдаю.

Псы обнюхали мои ботинки, виляя хвостом. Я мог бы отпустить какую-нибудь шутку, что-то вроде: «А если бы я им не понравился, они бы меня сожрали?» Но я словно лишился дара речи, я был на пределе от долгой поездки и этой встречи с псами, поэтому сумел выдавить только: «Хм…» Я последовал за Санте к одному из низких строений, пытаясь подавить нарастающее разочарование. Разве психотерапевт не должен успокаивать клиентов? Разве не в этом чертов смысл психотерапии?

Поэтому, когда она провела меня в обшарпанный кабинет, у меня уже окончательно исчезло всякое желание делиться своими секретами. И когда Санте сказала: «Надеюсь, вы не возражаете, если собаки посидят с нами», мне хотелось возразить, но кто я такой, чтобы что-то говорить? Два немецких дога, надо же. Псы последовали за нами и устроились на старой коричневой подстилке на продавленной кушетке. Не так я себе представлял офис психотерапевта, спокойный, в минималистском стиле. Эта комната ничуть не походила на кабинет доктора Розена, психиатра, к которому я раньше обращался. У него был кабинет в больнице, ничем не отличавшийся, скажем, от кабинета ЛОРа или онколога. Но комната Санте была набита старой мебелью, бесформенной и задрапированной шелком, как и ее хозяйка, а ковер лоснился от грязи и собачьей шерсти. Тут воняло конским потом и псиной, за приглушавшими лившийся снаружи свет шторами сонно жужжали мухи. Мы словно очутились в подземелье, под корнями какого-то огромного дерева.