Мэри Лу Лонгворт - Убийство на улице Дюма

Марин только закончила проверять вторую работу, как зазвонил телефон. Номер она не узнала и не сразу решила ответить: часто бывало, когда ей звонили и говорили, что она выиграла фарфоровый или хрустальный сервиз, надо только ответить на несколько вопросов…

– Алло? – сердито ответила она.

– Марин? Это Анни Леонетти. Надеюсь, я вам не помешала.

– Анни, здравствуйте! Я испугалась, что мне опять будут предлагать что-нибудь ненужное. Простите.

Анни засмеялась и сообщила, что ей тоже примерно два раза в день пытаются что-нибудь продать.

– Но я действительно пытаюсь вам кое-что предложить, – сказала она. – В некотором смысле. Мне очень понравились ваши комментарии во время чтений. Я сейчас работаю над книгой о святой Девоте, как вы, быть может, знаете, и мне нужна ваша консультация по истории права. Могу я вас попросить как-нибудь поужинать на следующей неделе?

– С удовольствием, – отозвалась Марин, и тут постучали в дверь. – Договорились, на следующей неделе! Извините, ко мне пришли, – сказала она, вешая трубку, и подумала: не приглашает ли ее Леонетти с какой-то задней мыслью?

Открыв дверь, она увидела мать.

– Мне какой-то мальчик открыл дверь внизу, в подъезде. Слишком беспечно, – сказала Флоранс Бонне, целуя дочь.

– Заходи, мама. Ты вряд ли похожа на воровку.

– Что ты имеешь в виду? Ты расистка?

Марин опешила.

– Нет, мама! Я хотела сказать, что женщина старшего возраста, одетая в плащ по моде семидесятых, не подходит под соответствующий образ.

Тут же Марин пожалела, что упомянула про недостаток матери – отсутствие чувства моды. Но Флоранс Бонне настолько равнодушно относилась к одежде, что даже не заметила.

– Да, наверное, ты права. К делу, потому что времени у меня немного – мне нужно на собрание в Сен-Жан-де-Мальт. Наконец-то покупаем орган и устраиваем мозговой штурм на предмет сбора средств. Кто-то даже предложил продавать вино, красное и розовое, с изображенной на этикетке церковью! Можешь себе представить?

– Звучит заманчиво. Я такое вино купила бы, и многие мои друзья тоже.

– Я не за тем пришла, чтобы обсуждать церковные дела, – сказала мать дочери, которая тут же подумала: ведь ты сама завела о них речь. – Мне все еще не звонил судья Верлак по поводу того досье, что я тебе передала.

Марин нахмурилась:

– Мама, я очень, очень виновата. Я показала его Антуану только вчера вечером. – Она пожалела, что не может рассказать матери, как Сильви, о том, что Антуан – да, имя у него тоже есть, – ее любит и наконец-то сказал ей об этом. – Сегодня же у него спрошу, я тебе обещаю.

– Если спросишь, – ответила мать, собираясь уходить. – Как я тебе недавно говорила, кто-то растратил все средства. Вот я и спрашиваю: кто? Я уже никому не доверяю.

У Марин зазвонил телефон, она быстро поцеловала мать, борясь с желанием поскорее выставить ее за дверь.

– Косяком пошли, – буркнула она, нажимая кнопку приема.

– Сейчас будут длинные выходные, а я скучаю по Италии, – сказал Верлак. – И я тебе должен один уик-энд. Конечно, еду я по работе, но все же – Италия…

– Отлично! – воскликнула Марин. – Да, тут только что была мама, спрашивала про ту папку. В машине поговорим. Я иду собирать сумку и – да – возьму непроверенные работы. Кстати, мы случайно не в Умбрию?

– Совершенно верно. Я за тобой заеду через полчаса. Ты успеешь собраться?

– Уже собираюсь, пока мы разговариваем.

После шести часов дороги и десятков туннелей они наконец приближались к месту ночевки. Из Экса выехали почти в четыре часа дня и ехали непрерывно, останавливаясь только поменяться за рулем или быстро выпить кофе.

– Разговор с синьорой Роккиа напомнил мне эту деревеньку в конце тупиковой дороги у моря, – сказал Верлак, указывая Марин съезд с шоссе на дорогу через долину, ведущую к Леричи и к берегу. – Думаю, что ее фамильный дом может оказаться в той же деревне.

– Ты хочешь с ней увидеться? – спросила Марин.

– Нет-нет, она закрыла дом на зиму. Но там есть великолепная маленькая гостиница с известным рестораном, который так нравился моим деду с бабкой.

Они туда начали ездить с начала шестидесятых, а в семидесятых брали с собой нас с Себастьяном. Настоящее семейное предприятие: мать принимает и обслуживает постояльцев, отец работает на кухне. Декор – классический капри-стиль шестидесятых: много ярких цветов, муранского стекла, керамика ручной работы.

Верлаку пришла в голову мысль, что отель могли продать или просто поменять декор и закрасить золото, яркую зелень, синеву и багрянец сдержанным бежевым.