Сьюзен Льюис - Держи меня крепче

И что ее может отвлечь от невеселых дум, с отчаянием подумала она. Любовью заниматься не хочется, совершенно необычное для нее состояние. Впрочем, кажется, и Энтони сегодня не в том настроении, чтобы предаваться любовным утехам.

– Давай еще раз пройдемся по моему завтрашнему заявлению! – предложила она первое, что пришло в голову.

– Нет! Этим мы займемся завтра вечером, если возникнет необходимость как-то подправить или отредактировать его.

Понимая, что Энтони говорит дело, Шарлотта кивнула в знак согласия.

– Хорошо! А чем ты обычно занимаешься накануне очередного судебного процесса? Как расслабляешься? Как приводишь себя в форму?

Энтони задумался, а потом сказал после короткой паузы:

– Если честно, то никаких особых рецептов у меня нет. Частично, наверное, потому, что каждый процесс отличается от другого. Одно дело требует больших усилий и подготовки, другое – меньших.

Она печально улыбнулась.

– Какая ирония судьбы! Мне так хотелось бы взглянуть на тебя в деле! Споришь, выдвигаешь свои аргументы, умело парируешь реплики обвинения… В парике, в мантии ты наверняка смотришься очень внушительно. Но вот беда! Завтра будут судить меня, и едва ли у меня хватит сил разглядывать тебя.

– Это все картинки американского правосудия! – напомнил он ей.

– Но все равно! Я буду тобой гордиться! – Шарлотта повернулась к Энтони и заглянула ему в глаза. Как же много значит для нее этот мужчина, подумала она и почувствовала радость от того, что он есть в ее жизни. – Будь ты хоть в парике, хоть без оного, хоть в мантии, хоть в обычном цивильном костюме, – проронила она с нежностью, – ты – это ты! Не представляю никого лучше тебя в этой роли.

– Смотри не перехвали! – несколько напряженно воскликнул он.

– У тебя есть чувство юмора, ты не зануда. При этом не важничаешь, никакого снобизма, высокомерия, напыщенности. Нет, ты действительно добрейшей души человек. Внимательный, думающий, все понимающий. Хотя, ей-богу, раньше я представляла людей твоей профессии совсем иными. Никогда не думала, что барристер может быть таким простым и доступным человеком.

– Все мы иногда попадаем в плен к стереотипам нашего мышления.

– Наверняка я попала! Хотя, с другой стороны, много ли ты знаешь барристеров, имеющих право выступать в судах высшей инстанции, которые бы снизошли со своего пьедестала и взялись защищать простого социнспектора?

Он состроил смешливую рожицу.

– Лично мне такие персоналии неизвестны! Но наверняка если поискать хорошенько, то они обязательно отыщутся.

– Возможно, возможно! Но ты ведь общаешься не только с юристами. Круг твоих знакомых гораздо шире, верно? Воротилы финансового рынка, крупные бизнесмены, магнаты и прочие знаменитости и успешные люди. Я как раз сегодня говорила маме о том, что в Лондоне ты ведешь очень даже гламурную жизнь. Наверняка бесконечная череда всевозможных пати, приемов, коктейль-вечеринок, благотворительных балов, увеселительных обедов и прочих светских мероприятий, на которых барристеры появляются в обязательном порядке. В этом списке и Уимблдон, и оперный фестиваль в Глайндборне, и бог знает что еще!

– Уимблдон – да! Конечно! А еще ежегодная ловля лосося в Шотландии. А что же до всего остального, то я не большой любитель светских тусовок.

– А когда была жива Антея, ты тоже сторонился всех этих развлечений?

Впервые в их разговоре прозвучало имя его покойной невесты, и Шарлотта с замиранием сердца ожидала, как он отреагирует на это.

– Приглашали нас часто, это правда! – после короткой паузы ответил Энтони. – Но мы появлялись далеко не на всех мероприятиях.

Странно, но Шарлотта вдруг почувствовала укол ревности по отношению к той, кто уже ныне не представляла для нее никакой угрозы. Стараясь подавить в себе недоброе чувство, она спросила:

– А какая она была, твоя Антея? Расскажи мне о ней!

Повисло напряженное молчание. Наконец он сказал:

– О’кей! Она была дизайнером по профессии, моделировала фасоны шляпок. Нечто вроде модистки, – кажется, так звали этих женщин в прошлом. Отлично играла в теннис. Антея была человеком, страстно влюбленным в жизнь. И она жила полной жизнью. Вот почему ее гибель стала таким потрясением для всех, кто знал ее близко. Невозможно было поверить, что смерть так внезапно оборвала эту цветущую, полную планов и надежд жизнь.

– Сколько ей тогда было лет?

– Тридцать пять. Только-только отметила свой день рождения. Я, кстати, давал ей уроки воздухоплавания. Ей так хотелось научиться летать. Она говорила, что с детства грезила самолетами и всегда мечтала стать летчицей.