Йенс Лапидус - Стокгольмское дело

– Спасибо.

Внутри оказался клубничный джем – невыносимо сладкий.

Надо работать над собой, решила Роксана. Не умею делать вид, что все в порядке. К тому же у меня хорошая новость. Они наверняка запрыгают от радости.

Но ничего не получалось. Ни единому солнечному лучу не пробиться через нависшую над ней грозовую тучу. Где взять деньги?

Единственный выход – начать производство кетамина самим, но смешные ветеринарные дозы – капля в море. И где брать сырье?

Зет просмотрел, наверное, штук сорок ветеринарных клиник и аптечных складов – все они охранялись, как ядерные полигоны. И так чуть не попались.

Он закинул удочки в Darknet – не хочет ли кто продать кеталар или схожие препараты. Единственный отклик – какой-то деградировавший нарик. В неожиданно изысканных выражениях сообщил, что у него в шкафу лежит какой-то пакет. Пакет неизвестно с чем, но он ему «невыносимо надоел».

Роксана постаралась стряхнуть безнадежные мысли.

– Я поступаю на психологию, – сказала она. – У меня очень высокий балл. Один и девять.

Минут через двадцать ликование начало понемногу стихать. Отец на радостях открыл бутылку шампанского и доел шоколад. Мать тут же начала строчить эсэмэски: Каспару, родственникам в Тегеран. Отец каждые две минуты подходил и обнимал ее, хохоча от радости. Поставил на максимальную громкость кассету с Дариушем, а мать стащила Роксану со стула и заставила танцевать.

Почти сразу посыпались ответные эсэмэски. Отцовская сестра хочет поговорить по скайпу.

Все уселись у компьютера.

На экране: тетя Этти и ее дети. Двоюродная сестра Лейла и двоюродный брат Вал.

Они не виделись с прошлого лета, когда те приезжали их навестить.

Этти, похоже, опять сделала какую-то пластику – с каждым разом становится все больше похожей на Майкла Джексона. А Лейла и Вал – как всегда. Оба в джинсах и футболках с надписями. Лейла немного бледная. А может, свет так падает.

– Дорогие мои любимые бесценные единственные! – единым духом выпалила тетя Этти, сияя улыбкой.

Отец даже не спросил, как сестра себя чувствует: не мог сдержать напора чувств.

– Роксана будет психологом! Представляешь? Она получила высший, самый лучший балл! Она не только поступила в университет. Она может выбирать, кем ей быть! А на психологию вообще попасть невозможно…

Все это не совсем соответствовало истине, но тетя Этти тоже была вне себя от радости. Лейла молча улыбалась, а Вал кивал – этакий невозмутимый мальборо-тип. Потом начались обычные разговоры: папины недомогания, тетя Этти затеяла пристройку к дому, ездила в Париж…

– Нет-нет, вы должны посмотреть, как мы теперь живем, – сказала тетя после пятнадцати минут восклицаний. Картинка на экране покачнулась и поехала вбок. Непонятно, что у тети в руках – телефон или ноутбук, но камера, показав сначала пол, потом потолок с люстрой, пустилась в экскурсию по дому. Гостиная с немыслимым количеством роскошных ковров. Бирюзовая ванная со сверкающими золотом кранами. Новая комната в пристройке – само собой. Спальня Этти. Спальня Лейлы. Музыкальная комната Вала.

Две гитары, какой-то крутой синтезатор с двумя или тремя дисплеями и не меньше чем с пятью похожими на больших мышей микрофонами.

А что там на стене? Что-то черное, круглое…

– Какая прелесть, – сказала Роксана.

– Прелесть, правда? – Этти почти кричала; наверное, привыкла: если в этой комнате говорить нормально, никто тебя не услышит. – А посмотрите, какой вид!

Она была одна. Лейла и Вал решили не принимать участия в экскурсии по дому – не первая и не последняя.

– А посмотрите, какой вид из окна!

Она повернула камеру, и Роксана поняла, что это за пушечное ядро висит на стене.

Жокейский шлем.

По дороге домой Роксана опять позвонила по скайпу. Этти начала было расспрашивать про личную жизнь, но Роксана попросила позвать Вала.

– Можешь мне помочь?

Через четыре дня все было сделано.

Cобственно, спешить некуда. Рейс через два с половиной часа. Но отец сказал – поезжай заранее, золотце, они там сдвинулись со всей своей бюрократией.

Она так и не поняла, кого он имел в виду.

И отец и мать были счастливы, когда она объявила о решении навестить родню.

– А я и не заметила, что вы так хорошо договорились, – сказала мать.

Эмоциональные антенны у мамы чувствительные, как на телебашне. Заподозрила: что-то не то. Надо как-то объяснять.

– Мы же виделись, когда они были здесь. А потом я позвонила Валу, и будто щелкнуло что-то.