Скотт Сиглер - Инфицированные

ПЕРЕВЕРНИ ЕЕ, ПЕРЕВЕРНИ

Приказ отвлек Перри от внутреннего конфликта.

– Не понял?

ПЕРЕВЕРНИ ЕЕ

ОНИ ВЫЛУПЛЯЮТСЯ

А, вот оно что! Они хотят, чтобы он перевернул Толстуху на живот, и те Треугольники, которые выросли у нее на ягодицах, могли вылупиться.

Толстуха уже не шевелилась. Ее глаза неподвижно таращились в потолок, на лице застыла гримаса ужаса. Гусеница сдохла. Наверное, все хозяева-носители умирают – и правильно, зачем оставлять экс-хозяина в живых, ведь он может убить слабенький молодняк. Как они ее прикончили? Каким-нибудь ядом? Или перегрузили мозг приказами?

Эта мысль поляризовала все чувства Перри. Теперь ненависть к Треугольникам существовала отдельно, а эйфория – отдельно. Радость и счастье – не его эмоции. Перри больше не хотел ощущать их.

ПЕРЕВЕРНИ ЕЕ

ЖИВО ПЕРЕВЕРНИ!!!!

И тут Перри понял, как они ее убили. Понял, почему она только извивалась и хныкала и ничего не делала, пока твари вылуплялись из тела. Они парализовали ее ментальным приказом.

Треугольники кричали так громко, что убили ее самим криком.

Перри вскочил с дивана и опустился на колени возле тела, поскользнувшись в дряни, которая залила ковер. Он двигался быстро, он не хотел, чтобы голоса снова закричали в его голове, потому что они могли заорать так громко, что его мозг вытек бы через уши.

ПЕРЕВЕРНИ, ОНИ ВЫЛУПЛЯЮТСЯ! ВЫЛУПЛЯЮТСЯ!

Перри уперся руками ей в плечо и подтолкнул, однако женщина не перевернулась, а только проехала по скользкому от слизи ковру. Мертвый груз. Какой неуместный каламбур.

Комнату наполнило настойчивое щелканье. Кто-то щелкал быстрее, кто-то медленнее, и все – на разной высоте. Нетерпеливые голоса Треугольников в его голове набирали силу, скоро последует вопль – удар бича по спине зазевавшегося раба. Сила на их стороне.

Перри перегнулся через труп, упершись раненым коленом в плечо Толстухи, и медленно перевернул ее. Она шлепнулась на живот.

Треугольники на заднице не стали терять время. Дернувшись всего несколько раз, они вырвались на волю – некрофильский оргазм, ставший рождением. Один вылетел под углом и ударился о кухонный стол, прежде чем шлепнуться на пол. Другой описал в воздухе дугу и приземлился аккурат в центр торшера, на раскаленную лампочку. Послышалось шипение, а потом тельце взорвалось, хлюпнув. Черная слизь растеклась изнутри по абажуру и закапала на пол.

«Спасибо, не придется возиться самому», – подумал Перри.

Хлынула волна гнева и разочарования – чужие чувства вновь вытесняли его собственную садистскую радость по поводу безвременной кончины новорожденного Треугольничка.

ЧТО СЛУЧИЛОСЬ? ГДЕ ОН?

ПОЧЕМУ ОН НЕ ОТВЕЧАЕТ?

Перри вспомнил, что его Треугольникам ничего не видно – он ведь полностью одет. Они только ощутили, что одного собрата не стало.

Перри закатал рукав толстовки и поднес руку к лампе.

«Он упал на раскаленную лампочку и сгорел. Несчастный случай». – В собственном голосе послышалась та же угодливость, с какой к нему обращалась Толстуха, угодливость, какая появлялась в тоне матери, когда она хотела избежать побоев.

Ответ, похоже, удовлетворил Треугольников. Они больше ничего не сказали. Щелканье замедлилось, а потом и вовсе прекратилось. Новорожденные Треугольники замерли на ковре, подогнув ноги-щупальца и прикрыв глаза, – похоже, заснули.

Странный запах паленой плоти Треугольника заполнил комнату, перекрывая вонь от гниющего плеча Перри, рвоты и других жидкостей, разлитых и разбрызганных по полу и стенам. Перри ощутил, что его Треугольники тоже заснули – постоянное бормотание их мыслей стихло.

Перри остался один на один с трупом Толстухи. Теперь к трем Треугольникам в его теле прибавилось еще пять вылупившихся существ. Сколько они проспят? И что будут делать, когда проснутся?

В мозгу роились десятки вопросов, но наверняка Перри знал только одно – он не такой, как эта слабачка. Если суждено умереть, он не станет покорно ожидать, когда три личинки разорвут его гниющее тело.

Если он умрет, то умрет стоя, сражаясь за каждую секунду своей жизни – как Доуси. Плечо болело, спина чесалась, а мозг лихорадочно работал, пытаясь придумать, как убить всех тварей за раз.

Отмечая свой двадцать второй день рождения, Дью до поросячьего визга напился с тремя лучшими друзьями из взвода в маленьком баре в Сайгоне. В том баре были белые стены, под потолком горели рождественские гирлянды, оживленно болтали работающие девушки. Вся эта идиллия превратилась в ад. Дью дополз до туалета, чтобы облегчиться, и услышал сквозь алкогольную муть глухой взрыв и несколько криков. Когда он вернулся в зал, весь хмель улетучился.