Рита Мональди - Secretum

– Я так и думал, – пробормотал Атто, с трудом сдерживая гнев. Мы с Мелани знали, что фледдереры крали все, что угодно но их истинной страстью были священные реликвии – неважно настоящие или поддельные. Доказательств этой нездоровой страсти мы получили достаточно семнадцать лет назад. К сожалению, неудержимое желание завладеть какой-то реликвией проявлялось именно в тот момент, когда на карту было поставлено что-то очень важное. Жадность Угонио была наказана. Голос фледдерера от смущения становился все тише и тише.

Когда через несколько минут великий легат почесал свою грязную, вшивую грудь, он увидел, что у него украли зуб святого Лебена. Тут же он обнаружил и пропажу трактата, чего в противном случае никогда бы не случилось. Угонио пришлось бежать и только благодаря силе своего отчаяния и фейерверку, устроенному Бюва, ему удалось улизнуть от своих бывших союзников.

– Дреманиус оказался простачком, которого легко надуть – закончил свою речь фледдерер, сияя от удовольствия.

Его радость от подобных мошенничеств была наивной и искренней.

– Ах ты прохвост! Идиот! Животное! – раскричался Атто. – Я потратил на тебя кучу денег, чтобы вернуть мой трактат, а вовсе не для того, чтобы ты занимался своим дурацким дерьмом!

Обвиняемый молчал. Его лицо мгновенно приняло обычное жалобное выражение, за которым скрывалась животная жадность, свойственная примитивным натурам.

– Я хочу спросить у тебя только одну вещь: где же теперь священная реликвия? – спросил я, в ужасе и изумлении от неумолимой тяги этого человека к воровству.

Словно крестьянин, достающий своего лучшего кролика из клетки, чтобы показать его покупателям, Угонио вместо ответа вытащил из накидки коробочку. Кулон с зубом святого Лебена. Его трюк удался.

– Теперь черретаны приложат все возможные усилия, чтобы выяснить мое местоположение, – сказал он испуганным голосом. – По причине трусости своей я должен с огромнейшей скоростью направить стопы свои подальше отсюда. Полагаю, что путь мой должен лежать в Виндобоно.

– Ты возвращаешься в Вену? – удивился Атто, вкладывая ему в здоровую ладонь кошель с деньгами. Угонио проверил содержимое кошеля, ведь в конце концов он заслужил эти деньги, и улыбнулся довольный.

Мы знали, что Угонио был родом из столицы империи и поэтому с такими странностями говорил на итальянском. Но мы и представить себе не могли, чтобы черретаны так ожесточенно его преследовали, что он вынужден теперь возвращаться на родину.

– Как бы то ни было, я могу предположить, что после этого святого года у тебя не будет проблем со средствами, чтобы вернуться на родину, – заметил Атто.

Угонио не смог скрыть довольную ухмылку.

– Чтобы казаться все же целителем, а не лжецом, нижайше прошу позволить отметить, что празднования по случаю святого года были весьма удовлетворительны и богаты. Я вынужден буду сокрыться в преотдаленнейшей и упокоительнейшей резиденции и попытаться не вызывать к себе интереса сбродоищ.

Аббат Мелани, этот гений цинизма, кажется, даже проникся к нему милосердием.

– А разве ты не можешь на время уехать в Неаполь, который находится всего в нескольких часах езды отсюда, а потом, когда все уляжется, возвратиться обратно?

– Черретаны неумолимы, убивательны и очень злодолгопамятны, – возразил Угонио, подходя к окну, через которое он, вероятно, и влез в комнату. – По счастью моему высочайшему, им удалось овладеть тем, что они столь жадно вожделели.

Он указал на трактат, который Атто наконец-то мог называть своим, и исчез.

Я не знал, увижу ли его еще когда-нибудь. В этот момент я обратил внимание на то, что переплет книги разорван, и вспомнил, что видел в амфитеатре, как книгу рвали, в то время как Угонио пытался убежать от преследователей.

Черретаны добились своего: новые правила тайного языка остались в их руках.

На следующий день аббат Мелани позвал меня в свои покои. Я поспал всего несколько часов, ведь большую часть времени меня одолевали воспоминания о событиях в Албано, о приезде мадам коннетабль, о нервном срыве аббата и об истории печальной старости его величества короля Людовика XIV, который так и не сумел забыть свою Марию. Но в первую очередь меня одолевали воспоминания о тетракионе. Я думал долго. Очень долго.

Секретарь Атто принес мне великолепный костюм и пару начищенных до блеска туфель. В конце пребывания на вилле Спада аббат наконец-то реализовал свое изначальное желание нарядить меня в новую одежду. Я знал, почему он это сделал, а вернее, для кого.