Эли Бертэ - Присяжный

– Считаешь себя сильным, пока лежишь, мой бедный друг, – уклонился де ла Сутьер от прямого ответа, – но как только станешь на ноги…

– Разве надо много силы, чтобы спуститься в гостиную? Там я усядусь удобно на диван, и ваша прелестная дочь согласится, быть может, прийти со своим рукоделием. Она не может отказать в подобной просьбе своему неудачливому рыцарю… а между тем, однако, – прибавил он с некоторой горечью, – она ни разу не присылала осведомиться обо мне со вчерашнего вечера.

Не видя другого выхода, де ла Сутьер решил говорить прямо.

– Я вам должен сказать правду, мой милый Арман, – начал он. – Если вы порываетесь в гостиную только для того, чтобы видеть мою дочь, оставайтесь спокойно в постели: вы ее не увидите.

– Не увижу? Милосердный боже, не больна ли она?

– Нет, не больна, она уехала сегодня утром в Лимож.

– Уехала? Полноте, де ла Сутьер, вы смеетесь.

– Уверяю вас.

– Что же случилось? Вчера об этой поездке не было и речи!

– Я поступил так, как считал лучшим.

Он изложил свой взгляд на невозможность присутствия Пальмиры в Рокроле, пока тут остается Робертен, и как он ни старался представить факт в самом естественном и простом свете, Арман вспыхнул как порох.

– Я должен уехать! – горячо сказал он. – Отец вынужден прогнать из дома дочь только потому, что меня угораздило заболеть! Не мадемуазель де ла Сутьер следовало уезжать, а мне! Умоляю вас, пошлите кого-нибудь из ваших людей вернуть ее, потрудитесь также позвать Жюльена, я прикажу ему оседлать мою лошадь.

Он сделал усилие, чтобы привстать, но де ла Сутьер удержал его и сказал полусерьезно-полушутливо:

– Успокойтесь, ради бога! Может быть, я увлекся излишней щекотливостью, но будьте снисходительны, друг мой, к заботливому отцу. У Пальмиры нет матери, – заключил он с мрачным видом, – и я порой осознаю свое бессилие оградить дочь от опасностей, которые мать сумела бы предугадать.

Робертен перестал волноваться и задумался.

– Хорошо, я остаюсь, – сказал он спустя минуту, – но позвольте мне, любезный де ла Сутьер, коснуться одного щекотливого предмета.

– К чему вы клоните?

– Выслушайте меня, – начал Робертен, – ваша осторожность может быть основана на том, что наши отношения не выяснены до конца. Мы намеками говорили о союзе, который вполне осчастливил бы меня и против которого вы, по-видимому, не имеете возражений. Однако так как мы оба до сих пор не высказались определенно, то могли считать себя не связанными обязательствами. Этой неопределенности следует положить конец, и потому я приступлю прямо к делу.

Давно уже, – продолжал Робертен, – ваша прелестная дочь привлекла мое внимание, и только определенные мысли удержали меня от того, чтобы просить ее руки. Но, после того как я вновь увидел ее, особенно после того, как имел счастье с опасностью для жизни способствовать ее спасению, привязанность превратилась в пламенную любовь. Я чувствую, что впредь жизнь без нее для меня немыслима… Зачем же ждать?.. Отчего не воспользоваться удобной минутой? Простите же, мой добрый де ла Сутьер, поспешность и, может статься, неуместность моей просьбы, но я прошу, я умоляю вас отдать мне руку вашей дочери.

Произнося эти слова, он устремил на де ла Сутьера взор, исполненный мольбы. Коннозаводчик был страшно смущен. Еще накануне это предложение привело бы его в восторг, а теперь оно подняло в его душе целую бурю сумбурных мыслей.

– Арман, – заговорил он наконец, глядя в сторону, – хорошо ли вы обдумали свои слова? Вы молоды, вам следует остерегаться увлечения, в котором позднее вы могли бы раскаяться.

– Что же мне еще обдумывать? – возразил Робертен с жаром. – Повторяю вам, я страстно люблю вашу дочь. Родных у меня нет, я богат, независим… Умоляю вас, не противьтесь моему счастью! Если вы не отвергнете моей просьбы, то тотчас сможете вернуть вашу прелестную дочь. Никто не станет осуждать наше сближение под одной кровлей, когда я открыто стану ее женихом.

Господин де ла Сутьер медлил с ответом – предложение застигло его врасплох.

– Любезный Робертен, – начал он, – если с вашей стороны все решено, то я должен обдумать столь важный шаг. Вы не знаете, Арман, – прибавил он со внезапным порывом отчаяния, сдержать который был не в силах, – вы не знаете, какие последствия могло бы иметь это неблагоразумное и опрометчивое решение.

Слезы заблестели в его глазах. Больной снова приподнялся на постели.

– Что случилось, де ла Сутьер? – спросил он с чувством. – Вы что-то от меня скрываете… Ради бога, скажите мне причину вашего отказа!