Пол Сассман - Лабиринт Осириса

Журналист повесил трубку, а Бен-Рой остался сидеть, глядя в блокнот. Цепь росла, но при этом, похоже, запутывалась.

Луксор

Когда Халифа и Сария вернулись в Луксор, время ленча уже миновало. Они въехали в город с востока, по ведущей в аэропорт дороге. На перекрестке улиц Эль-Карнак и Эль-Матхари, пока ждали зеленого сигнала светофора, Халифа неожиданно открыл дверцу и вышел.

– Увидимся в участке, – бросил он. – Мне надо кое с кем поговорить.

Детектив захлопнул дверцу, прошел по Эль-Карнак метров пятьдесят и нырнул, как показалось Сарии в кондитерскую. Через несколько минут он появился с большим бумажным пакетом, но к этому времени сигнал светофора успел переключиться на зеленый и снова на красный, и Сария был уже далеко.

«Все переменилось. – Эта мысль всякий раз возникала у Халифы, когда он бродил по центру города. – Ничто не осталось прежним».

С уходом Мубарака при новом правительстве Египет, конечно, изменился. Задолго до январской революции стала совершенно иной государственная политика, и в Луксоре тоже начались метаморфозы. Раньше город представлял милую сердцу Халифы мешанину покрытых пылью домов и забитых транспортом улиц – свидетельство неправильной городской планировки или, вернее, полного ее отсутствия. Но вот уже несколько лет город бился в пароксизмах коренной реорганизации. Градоначальник требовал расчистки, обновления и добивался этого – не важно, какими средствами и какими жертвами. Расширялись дороги, устанавливались сложные системы регулировки уличного движения, сносились старые дома, возводились новые здания. Исчезло розовое уродство восьмиэтажного нового «Зимнего дворца». Замостили Мидан-Хагаг, перекроили Карнакскую эспланаду, всю Корнич эль-Нил перерыли, сделали пешеходной и опустили на уровень реки.

Больше всего пострадал участок города шириной в сотню метров от Карнака на севере до Луксорского храма на юге: снесли все на протяжении трех километров, чтобы представить на всеобщее обозрение церемониальную Аллею сфинксов, в древности связывавшую между собой храмы. Среди многочисленных зданий, которыми пожертвовали во время расчистки, снос двух особенно отозвался в душе у Халифы – старого помещения полицейского участка у Луксорского храма и невзрачного бетонного многоквартирного дома, где он раньше жил с семьей.

Расставание с участком он не воспринял как трагедию – не такой уж приятный там был коллектив. Но потеря дома, в дополнение ко всем прочим горестям, вызывала в душе глубокую печаль. Вспоминались шестнадцать лет жизни: смех и слезы, радости и неприятности. И все это уничтожено сокрушительными ударами ломающего дом ядра только для того, чтобы стаду разжиревших европейцев было удобнее делать красивенькие снимки. Халифа любил историко-культурное наследие своей страны. Если бы не нужда в деньгах, толкнувшая его в полицию, он бы наверняка пошел работать в Высший совет по древностям. И вот теперь он негодовал на это наследие. Тысячи людей лишились корней, перевернуты тысячи судеб, и ради чего? Ради шеренги сфинксов, которых даже не сумели как следует отрыть и половину заменили на цементные копии. Безумие! Безумие власти. И как всегда в Египте – как всегда повсюду – расплачивались за это безумие те, кто властью не обладал.

Халифа свернул на шарья Тутанхамон, узкую улочку, на которой находилась коптская церковь Святой Марии. Через сотню метров улица возле церкви внезапно обрывалась и упиралась в обширный, заваленный всевозможным хламом пустырь. Направо и налево уходила Аллея сфинксов – шестиметровая рана, прорезавшая сердце города, словно борозда от огромного упавшего самолета. Здесь, как и в других местах вдоль аллеи, еще предстояло закончить раскопки, и через траншею был переброшен мостик. Оказавшись на шарья Ахмес, Халифа направился к ветхому зданию с облупившейся краской, сломанными ставнями и коптским крестом над входом. Вывеска на доме гласила: «Общество доброго самаритянина в пользу детей-калек». Халифа поднялся по ступеням и вошел внутрь.

В прихожей его встретил сидевший на игрушечном мотоцикле горбатый мальчик. Он раскачивался взад и вперед, болтал тонкими кривыми ногами и бурчал, изображая гудение мотора. Халифа достал из бумажного пакета шоколадку и подал ему.

– Мне нужна Демиана, – сказал он. – Демиана Баракат.

Мальчик посмотрел на шоколадку, затем, не говоря ни слова, соскользнул с мотоцикла и, взяв детектива за руку, повел в большую гостиную. Там были еще дети: одни сидели в инвалидных креслах, другие играли на полу или неподвижно лежали на диване и смотрели мультфильмы по допотопному черно-белому телевизору. За столом сидел молодой человек и с ложечки кормил безрукого ребенка.