Нил Стивенсон - Вирус «Reamde»

В следующий миг дверь за ней захлопнулась. Оливия обернулась – прямо в надвигающуюся белую стену. Подушка впечаталась ей в лицо, на шею сзади легли чьи-то пальцы. Затем тихий голос прошептал в ухо:

– Не шуми. Ты меня понимаешь?

Это было сказано по-русски.

Оливия кивнула.

Подушка отодвинулась от ее лица. На Оливию смотрели голубые глаза человека, который сегодня утром прыгнул к ней в офис через окно. Только теперь он был в костюме и успел обрить голову. Судя по неопровержимым уликам в раковине – ее розовым девичьим станочком.

– Тысяча извинений, – сказал незнакомец.

Оливия сделала жест, в котором соединились пожатие плеч, кивок и нервная дрожь.

– Поговорим по-хорошему? – спросил он по-английски.

Она готова была смотреть куда угодно, только не ему в глаза.

– Я знаю, что ты шпионка, – продолжал он по-английски; может быть, сомневался, что по-русски она поймет.

Теперь Оливия посмотрела ему в глаза, ожидая прочесть в них торжествующее: «Попалась!» – но то, что она увидела, больше походило на… вежливость коллеги.

– Пожалуй, ты единственная в Сямыне, кто влип еще крепче моего, – сказал он. – Моя фамилия Соколов. Надо кое-что обсудить.

«Какого черта…»

– Меня зовут Оливия.

Судно шло уже час, город остался далеко позади. Они двигались зигзагами между редко разбросанными каменистыми островками. Джонс почти все время что-то обсуждал по-арабски с боевиком, которого Зула про себя называла его заместителем. Это у него были мобильный и бинокль. В какой-то момент оба начали коситься в сторону девушек, потом заместитель подошел к Юйсе и мотнул подбородком – пошли, мол. Юйся не двинулась с места. Джонс глянул в их сторону, оценил ситуацию, подошел, сел на корточки между заместителем и Юйсей, после чего в самых мягких выражениях объяснил, что ему, Джонсу, надо переговорить с Зулой, поэтому у Юйси есть выбор: мирно пройти на нос или спрыгнуть за борт, причем второе предпочтительнее.

– Если бы мы хотели сделать с тобой что-нибудь плохое, то уже бы сделали.

Так что заместитель отвел Юйсю на нос и показал ей, где сесть.

– Я не желаю больше терпеть выходок в духе Нэнси Дрю, – начал Джонс. – Из-за них ты обходишься мне слишком дорого, а поскольку твоя ценность практически нулевая… считай сама.

– Практически нулевая, – спросила Зула, – или нулевая? Потому что…

– Ах, я и забыл: ты умная девушка и тщательно анализируешь мои слова. Что ж, отлично. Обдумай свое положение. Приди к мысли, что тебе надо быть очень покладистой. Покладистость будет состоять в том, что ты ответишь на мои вопросы. Позже те же вопросы зададут Юйсе. Чем ближе сойдутся ответы, тем лучше будет всем заинтересованным сторонам.

И он умолк, всем видом показывая, что готов ждать хоть целый день.

Зула пожала плечами.

– Спрашивай.

– Опиши командира русской боевой группы.

Зула начала описывать внешность Соколова. Вскоре Джонс закивал – сперва задумчиво, потом более энергично, словно говоря – все, хватит уже.

– Ты его видел? – спросила Зула и тут же поняла, что вопрос глупый: ну конечно, видел.

Джонс отвел глаза и ничего не сказал.

Ее следующий вопрос был бы: «Он жив?» – но она прикусила язык.

Джонс продолжал расспрашивать про Соколова. Незачем было бы проявлять столько любопытства к покойнику. Так что ответ она получила.

Вот, значит, о чем говорили они с заместителем, сообразила Зула. Джонс излагал события сегодняшнего утра и в какой-то момент обнаружил существенное обстоятельство: он не видел, как Соколов погиб, и не видел его тело.

Мысль, что Соколов жив, привела Зулу в совершенно необъяснимое волнение и даже пробудила нелепую надежду. Соколов – единственный из ее спутников, кто мог бы сейчас реально помочь. Хотя с какой стати он станет ее спасать? В любом случае Соколов даже не знает, что Зула жива, а уж тем более – где она. Наверняка он сейчас где-нибудь прячется и ему самому несладко.

Баркас миновал еще два островка, и теперь направлялся к третьему, побольше, но все равно не длиннее двух миль.

Зула сказала себе, что должна думать, как дядя Ричард, но не как дядя Ричард на семейном сборе, а как дядя Ричард на деловых встречах. Она всего раза два видела, как он это делает – ее на собрания руководства не приглашали, – но когда видела, то поражалась его способности влезть в чужую шкуру. «Чего хочет этот человек? Конфликтуют ли его интересы с моими, и если да, то в чем?»И при этом он никогда не лукавил, никогда не обманывал. Потому что окружающие чувствуют неискренность.