Джон Харвуд - Мой загадочный двойник

— О, я влюблялась в самых разных мужчин, однако, как и ты, ни одного из них не могла представить своим мужем. И я привыкла к свободе, привыкла сама всего добиваться; меня так просто не возьмешь. Мне хотелось бы прожить много жизней и в каждой из них быть другим человеком. Хотелось бы узнать, каково быть богатой, посещать роскошные балы и банкеты, носить умопомрачительные наряды и вызывать у всех восхищение, — но только опыта ради: чтобы выйти на сцену, где собрался весь цвет общества, безупречно сыграть свою роль и незаметно ускользнуть за кулисы. Возможно, однажды мы с тобой вместе проделаем что-нибудь подобное; именно это всегда привлекало меня в профессии актрисы. Но в театре все так искусственно, так манерно, а мне хочется быть актрисой в настоящей жизни. Секрет актерского мастерства, по твердому моему убеждению, заключается в умении стать человеком, роль которого исполняешь: не просто притвориться тем или иным персонажем, а полностью отринуть свое «я» — как сбрасываешь один костюм, чтобы надеть другой.

— Это все замечательно, но у меня нет актерского дара.

— Я уверена в обратном. Твой дядя постоянно твердит, что не может обходиться без тебя. Так давай докажем, что он ошибается, поменявшись местами на один день. Я стану тобой: буду упаковывать посылки и присматривать за лавкой. А ты наденешь мое переливчато-синее платье, немного, самую малость, подкрасишь лицо — и я бьюсь об заклад, что даже Шарлотта ничего не заметит.

— Хорошо, давай попробуем, — согласилась я, чувствуя взволнованное сердцебиение. — И что ты готова поставить об заклад?

— А что бы ты хотела получить в случае выигрыша?

Я хотела сказать «твое сердце», но лишь покраснела и поднесла к губам чашку, пытаясь спрятать за ней лицо.

— Возможно, твое желание уже сбылось, — тихо промолвила Люсия, дотрагиваясь до моего запястья кончиком затянутого в перчатку пальца. — Завтра мы с тобой поменяемся местами и в случае удачи никому ничего не расскажем. Это будет еще одним нашим секретом до поры до времени.

Суббота, 21 октября

Люсия оказалась права: Шарлотта называла меня «мисс Эрден» с самой минуты, как мы спустились. Тетя Вайда часто повторяла, что пудрой, румянами и помадой пользуются лишь глупые и тщеславные женщины, но, когда Люсия наконец разрешила мне посмотреть в зеркало, признаться, я была потрясена увиденным: она сделала мои глаза темней и ярче, брови тоньше, а скулы резче, но навела грим столь искусно, что я не могла взять в толк, как она добилась такого эффекта. Переливчато-синее платье пришлось мне точно впору. Прежде Люсия лишь раз наблюдала, как я укладываю посылки, но сейчас сноровисто выполнила всю работу, не обращая внимания на дядино раздраженное ворчание. Она даже настояла на том, чтобы я отправилась на прогулку во второй половине дня, пока она будет присматривать за лавкой. Я бы предпочла остаться с ней, но она твердо промолвила:

— Нет, Люсия, ты очень великодушна, но все-таки у тебя должен быть досуг.

Мы продолжали изображать друг друга, даже оставаясь наедине, и я испытывала такое удовольствие от происходящего, что поделилась с Люсией своими чувствами, на мгновение выйдя из роли.

— Вот видишь? — живо откликнулась она. — Я же тебе обещала: это и есть чистая радость актерства. Конечно, мы с тобой настолько во всем похожи, что нам легко поменяться местами. А теперь, Люсия…

Когда она упоминает о нашем разительном сходстве, я не возражаю, потому что мне приятно это слышать, но все же я не уверена, что мы с ней во всем похожи. Однако, чем именно мы отличаемся друг от друга, мне непонятно. Люсия по-прежнему остается для меня загадкой — она определенно чего-то недоговаривает, тогда как я с ней предельно откровенна, — и эта ее загадочность восхищает и чарует меня.

Когда подошло время ложиться спать, мы, по обыкновению, обнялись в гостиной у камина — только на сей раз, против обыкновения, она крепко прижалась ко мне и прошептала, почти касаясь губами моего уха:

— Люсия, почему бы тебе не лечь со мной сегодня? Тогда я успокою тебя, если тебе приснится кошмарный сон.

Я уже собиралась воскликнуть: «Ах, Люсия, мне бы очень этого хотелось!» — но вовремя спохватилась, что ведь ответить мне нужно за нее, а не за себя. Сердце у меня упало, слова замерли на языке. Надеется ли она услышать «да»? Или просто мягко укоряет за излишнюю настойчивость? Я осторожно отстранилась от нее. Руки Люсии по-прежнему лежали на моих плечах, на губах играла слабая лукавая улыбка; она пытливо смотрела на меня, как смотрел бы учитель на примерного ученика, запнувшегося при чтении наизусть.