Курт Ауст - Судный день

– Точно сказать нельзя, но похоже на толстую трость, – ответил я, пытаясь воскресить это в памяти.

“Плотник” медленно поднял голову и злобно посмотрел на меня. Томас это заметил и счел мою догадку верной.

– Почему ты разгуливал вечером с тростью, а, Тённесен?

Лицо его стало вовсе непроницаемым, хотя, казалось, это уже невозможно. Тем не менее в его злобных глазках мне почудился торжествующий блеск. Томас легонько хлопнул ладонями по столу и поднялся.

– Итак, мне придется попросить Альберта запереть тебя на ночь в каретном сарае. Возможно, там будет прохладно, но не исключено, что холод заставит тебя задуматься. Ты, Густаф Тённесен, и сам наверняка понимаешь, что я не могу отпустить тебя, учитывая, сколько против тебя улик.

– Это каких же?! – взвился Тённесен. – И если этого треклятого графа убил я, то где доказательства?! Да я, к дьяволу… – он вдруг осекся, взял себя в руки и шумно опустился на стул, – я… завтра… завтра я обо всем расскажу профессору. Но сперва я… мне нужно кое с кем поговорить, – тихо сказал он, не поднимая глаз. Я почти не расслышал его. – Вы, профессор, знаете с кем…

Томас долго теребил пуговицу на жилетке, а затем поднялся, подошел к окну и начал вглядываться в разыгравшуюся за окном ночную бурю.

– Да, – отозвался он наконец, – завтра ты мне обо всем расскажешь.

На улице началась метель. Снежинки больно впивались в лицо. Томас не спешил поведать мне, о чем ему успел рассказать Тённесен, когда я ходил за книгой. Пока мы, ссутулившись, шагали к конюшне, профессор не ответил ни на один из мучивших меня вопросов и не объяснил, зачем ему понадобилась та книга. Я даже не знал, сравнил ли он расписку и письмо.

Томас уже потянулся к двери, как я вдруг вспомнил предупреждение Альберта и тронул профессора за руку. Я подошел к окну, под которым стояла лежанка Альберта, громко постучал, пытаясь заглушить завывание бури, и вернулся к двери. Конюх быстро впустил нас внутрь, мы стряхнули со шляп и плащей снег, и я тут же уселся на лежанку, поближе к огню.

Профессор поинтересовался самочувствием Альберта, и тот ответил, что здоров как бык, хотя темные круги у него под глазами не говорили об этом. Кивнув, Томас посмотрел на Бигги – та соорудила себе лежанку из сена, взяв вместо простыни мешок из-под муки, а вместо одеяла – грязное темное пальто, которое надевала, когда играла роль нищенки. Она, видимо, спала, но сейчас проснулась и села.

– Ты хотела со мной поговорить, – сказал Томас.

– Да, – ответила Бигги. Прикрыв рот ладонью, она зевнула и потянулась, так что суставы затрещали, – да, мне нужно кое-что сказать вам.

Она встала и вышла на улицу, но вскоре вернулась. На лицо ее налип снег.

– Ох, как же хорошо! – Она провела руками по лицу, стряхнула с пальцев капли воды и вновь опустилась на сено. – Петтер, наверное, испугался, когда пришел сюда сегодня вечером. – Она улыбнулась мне, но в ее улыбке не было злобы или насмешки.

Я робко кивнул. Она и впрямь напугала меня – я не мог решить, как к ней следует относиться и что же я видел на самом деле. Она перевела взгляд на Томаса. Тот сидел на табуретке, а Альберт пристроился рядом со мной на лежанке. Вытащив фидибус, он зажег коптилку возле очага, и я задул фонарь.

– Возможно, профессора это тоже немного испугает, – нерешительно проговорила Бигги, склонив голову. Откуда-то из-за матраса она вытащила большой полотняный мешок, открыла его и достала тот самый бубен, который я видел до этого. – Этот бубен, – начала она, подняв его так, чтобы мы разглядели рисунки на коже, – нужен мне, чтобы вызывать человеческих и звериных богов и духов.

Профессор молча ждал продолжения.

– Я задаю вопросы, а они помогают мне отыскать на них ответ. Я всегда так поступаю, если нужно принять важное решение. Тогда мою судьбу определяет этот бубен.

Мне стало любопытно, какой вопрос она задала духам сегодня вечером, но спросить я не осмелился.

– Сегодня я получила ясный и четкий ответ, – она радостно улыбнулась, а потом вновь стала серьезной, – но бубен будто хотел мне сообщить что-то еще. То есть духи-помощники хотели. Мне нужно было лишь правильно задать им вопрос. И я задала его. – Ликование в голосе сменилось глубокой печалью.

Она провела пальцем по коже бубна, погладила нарисованные фигурки – я подумал вдруг, что она – точь-в-точь пастор Якоб со своей Библией… Она подняла взгляд, и я заметил, что она напугана.

– Я узнала, что произойдет завтра.