Курт Ауст - Судный день

Удивленный, я поднялся, зажег сальную свечку и пошел наверх, оставив Томаса допрашивать плотника.

От входной двери тянуло холодом, и свечка едва не погасла. Ветер на улице совсем разбушевался и отзывался воем в каждой щели. Поднявшись в комнату, я зажег восковую свечу и просмотрел сперва стопку книг на письменном столе. Название большинства из них было написано не на обложке, а на первых страницах, поэтому поиски затянулись. Я перерыл всю стопку, но тщетно, – распаковал сумки и принялся искать в одежде. Одежду Томас укладывал как бог на душу положит и запросто мог сунуть томик Аристотеля или Фомы Аквинского в сумку вместе с носками и кальсонами. Под кучей грязных носков, которые я позабыл отдать Марии, я обнаружил небольшую книжечку под названием Lettern et Mundus Novus [20], написанную человеком по имени Америго Веспуччи. Несмотря на спешку, я припомнил, как Томас однажды назвал его лжецом и рассказал, что тот дал название Америке, – новому миру по другую сторону Атлантического океана. Это вновь навело меня на мысли о Бигги: ведь сначала я подумал, что она родом из Америки, и почувствовал себя полным невеждой. Мне вдруг захотелось отправиться в путешествие, побывать не только в Дании, но и в дальних странах, таких как Америка и Африка. Я продолжал поиски, отыскал еще пару книг, но не нашел ни одной, написанной Виллумом Вормом. Обычно профессор знал, какие книги у него при себе, поэтому я опять проверил те, что просмотрел первыми, – все безрезультатно.

Тогда я уселся на стул и задумался: если Томасу было известно, что этой книги здесь нет, то зачем отправлять меня за ней? На ум приходила лишь одна причина – профессор решил как-то обхитрить Густафа Тённесена, но как – я не понимал. Возможно, ему все равно, какую книгу я принесу? Главное, чтобы на обложке не было названия.

Еще раз оглядев книги, я взял De Aureo Cornu [21]Оле Ворма – хотя бы фамилия та же… Да и какая разница, если это нужно для отвода глаз.

Когда я спустился в харчевню, Томас встал и прошел на кухню, где нацедил кружку пива и протянул ее нашему ненастоящему плотнику. Поддельный граф, ненастоящий плотник… Что нас еще ожидает? Я положил книгу перед Томасом, но тот, не глядя, отодвинул ее в сторону. Тённесен жадно осушил кружку, со стуком поставил ее на стол, рыгнул и, утерев рукавом губы, ухмыльнулся и благодарно кивнул профессору.

– Давай припомним тот день, когда убили графа, – сказал Томас, – где ты находился с того момента, как граф вышел из харчевни, и до того времени, когда сюда вошли мы?

– Я был у себя в комнате. Вздремнул ненадолго, а проснулся оттого, что на улице кто-то кричал и ругался.

– Ты разобрал, что именно они говорили? И кто это был?

– Черт, да нет, конечно! Ветер выл, как ведьма на кост… То есть как недорезанный поросенок… – Густаф Тённесен на миг смешался, но тут же взял себя в руки и продолжал: – Толком я ничего не разобрал. Но голоса были мужские… хотя… бес их знает… – он задумался, почесывая живот, – наверное, один из них был трактирщик, потому что голос у него был немного писклявый… Может, это он и был… А потом они замолчали, я опять задремал, но они вновь разорались. Тогда я плюнул и решил встать.

– Ты сразу спустился вниз?

– Хм… нет… кажется, не сразу. Наверное, я еще немного полежал и только потом спустился выпить пива. Мне Мария налила, хе-хе. – И он взглянул на меня, но я и бровью не повел.

– Где ты сел? – уточнил Томас.

– Что за черт? Это вы, профессор, и сами видели – возле камина!

Томас глубокомысленно кивнул.

– Я также видел, – проговорил он тихо, но строго, наклонившись к Густафу, – что с твоих сапог натекла лужа воды. Значит, перед этим ты побывал на дворе.

– Ну уж нет! Я никуда не выходил! – Тённесен даже подскочил. – Это уж как пить дать! Не был я на дворе! Какая, к дьяволам, вода?! Бог свидетель, что ничего с моих сапог не натекало! – Похоже, он не на шутку разозлился, услышав подобное обвинение.

– Почему я должен тебе верить, когда ты врешь на каждом шагу? Врешь по поводу ремесла и о том, где находился в тот момент, когда видел свет у каретного сарая… Скрываешь, зачем ходил сегодня вечером на сеновал и о чем вчера разговаривал со священником… И не признаешься, почему так хорошо знаешь законы. Почему я должен тебе верить?

Густаф Тённесен поджал губы, так что рот превратился в тонкую прямую линию на грубом лице. Он явно не собирался больше ничего рассказывать.

Томас повернулся ко мне:

– Что именно Тённесен нес на плече сегодня вечером? На что это было похоже?