Молча выслушав эти нападки, Томас задумчиво забарабанил пальцами по столу. Его молчание, видимо, образумило трактирщика: тот немного пришел в себя, лицо у него разгладилось, и он откинулся на спинку стула. Внезапно Томас выпрямился:
– Мне нужно обсудить кое-что наедине с Петтером. Вас же, господин фон Хамборк, попрошу остаться здесь. – Профессор поднялся и направился на кухню, а я, сгорая от любопытства, поспешил следом. Там Томас схватил меня за плечи и, серьезно глядя в глаза, шепотом приказал мне бежать в конюшню и предупредить Бигги, чтобы та ни в коем случае никуда из конюшни не выходила одна – только в сопровождении одного из нас или Альберта, если тот уже достаточно окреп.
– Над ней нависла намного большая опасность, чем я предполагал, – прошептал он, бросив взгляд на трактирщика, – но тот съежился и не смотрел на нас.
Я кивнул и заметил вдруг, что сжимаю в руках написанное по-французски письмо. Я протянул письмо Томасу. Тот удивился и спросил:
– Зачем это мне?
– Расписка лежит сейчас у вас в кармане, верно?
Томас кивнул.
– Возможно ли, что это поддельное письмо и расписку написал один и тот же человек? Мне показалось, что некоторые буквы немного похожи…
– Я сравню их, – сказал Томас, – и если окажется, что они написаны одним и тем же человеком, – он широко улыбнулся, – то ты гений.
Одеваясь, я услышал, как Томас проговорил:
– Господин фон Хамборк, я кое-чего не понимаю. Эта женщина, Бигги, – та самая, кого вы так упорно называете ведьмой – почему вы обвиняете ее в поступках, которые, по вашему собственному утверждению, свидетельствуют о наступлении Судного дня? А Страшный суд – дело рук Божьих, верно? Вы же полагаете, что Бигги заодно с Сатаной. Тогда получается, что она не только колдунья, но и ангел, а подобное невозможно.
Когда я выходил из харчевни, трактирщик молчал. “Интересно, – подумал я, – в каком состоянии я обнаружу трактирщика, когда вернусь?.. Ведь фон Хамборк так довел Томаса, что тот готов морально растоптать его. Не удивлюсь, если он будет валяться у профессора в ногах, хныкать и молить о пощаде…” Когда я открыл заднюю дверь, на лестнице в коридоре вдруг возник чей-то темный силуэт, человек затем развернулся и двинулся в обратном направлении. Мне показалось, что я узнал костлявую фигуру священника, но точно не смог определить. Где-то открылась и захлопнулась дверь, а потом опять воцарилась тишина. Я остановился в задумчивости, не зная, стоит ли мне сразу же рассказать об этом профессору, но решил подождать. Ведь мне нужно было только сбегать в конюшню…
От жгучего мороза у меня перехватило дыхание. Тот вечер выдался самым холодным – обжигая горло, ледяной воздух пробирался внутрь, в грудь. Я плотнее запахнул плащ и поднял воротник. В густом морозном тумане тусклого света фонаря едва хватало, чтобы осветить тропинку, а вокруг со всех сторон давила черная глухая тьма. Сквозь одежду, казалось, проникали тысячи живых иголочек, от уколов которых я дрожал так, что чуть не выронил фонарь. Я осторожно пробирался по прорытой в гигантских сугробах тропинке, как вдруг чуть не ударился головой о стену: оказывается, я перепутал тропки и вместо конюшни вышел к каретному сараю. Вдоль стены я дошел до угла, отыскал нужную мне дорожку и вскоре уже стоял перед воротами в конюшню. Внезапно до меня донеслись странные мелодичные звуки, я тихонько приоткрыл дверь и, проскользнув внутрь, затворил ее.
По сравнению с уличным холодом внутри было почти тепло. Я неслышно вздохнул – в нос мне ударил приятный запах лошадиных тел, смешанный с каким-то другим, резковатым запахом. Порог, возле которого я стоял, окутывала тьма, но на лежанку Альберта падал луч света, какой бывает от звезд в ночном небе. Толком я ничего разглядеть не мог – мой взгляд наталкивался на лошадей и стойла, однако я догадался, что эти звуки издает Бигги. Лошади не тревожились – похоже, эта удивительная прерывистая мелодия ничуть не волнует их, они спокойно жевали сено или дремали. В конюшне царил покой. Я слышал ровные удары, будто кто-то ритмично стучал по деревяшке, как вдруг пение зазвучало громче и стало похоже на завывание ветра.
Я прошел меж стойлами, стараясь разглядеть, что там происходит. На скамеечке возле печки стояла заправленная рыбьим жиром коптилка – именно она издавала тот резкий запах. На полу, перед деревянным блюдом, опустившись на колени, стояла Бигги. Глаза у нее были прикрыты. В руках она сжимала деревянные чурочки и, казалось, сосредоточенно прислушивалась. Время от времени она ударяла деревяшки друг о друга, не прерывая своего загадочного пения. Эти звуки напоминали и птичий щебет, и мышиный писк, и собачий лай, и вой волка. Альберт сидел на лежанке, откинувшись к стене, – он был всецело поглощен разворачивающимся перед ним действом. Внезапно пение оборвалось. Поднявшись и прислушиваясь, Бигги медленно, переваливаясь, словно медведь, направилась ко мне. Глаз она не открывала, но вертела головой и будто принюхивалась, а с губ ее срывалось тихое недоуменное ворчание. Я хотел было отскочить назад, но у меня словно парализовало ноги. Женщина медленно приближалась – и вот ее крепко сбитое тело оказалось уже совсем рядом! Она поводила вокруг меня руками, похожими на медвежьи лапы, и подтолкнула меня поближе к коптилке. Заметив, как я ковыляю между стойлами, Альберт чуть подвинул коптилку, а лицо его озарила какая-то странная улыбка. Когда я приблизился к лежанке, Бигги положила руки мне на плечи и усадила возле Альберта, а сама вновь опустилась на колени перед блюдом. Она открыла рот, и конюшню опять наполнили удивительные слова и надрывные звуки. К деревяшкам она больше не притронулась – вместо этого в руках у нее оказалось полено и что-то вроде обтянутой кожей миски с вырезанной на донце ручкой. Она начала быстро стучать поленом по миске, которая, как я понял, была некой разновидностью барабана или бубна. Сердце мое бешено заколотилось в такт ударам. Я испугался, ни на секунду не усомнившись, что стал невольным участником колдовского ритуала и что вскоре сюда явится сам дьявол, привлеченный барабанной дробью. Неужели Альберт этого не понимает?! Я посмотрел на него, но с таким же успехом он мог находиться на Луне: ведьмины чары совсем одурманили его, а в глазах появился лихорадочный блеск. Словно окаменев, я был не в силах пошевелиться, а когда открыл рот, не смог издать ни звука. Ведьма околдовала меня! В отчаянии я подумал: “А как поступил бы Томас, окажись он на моем месте?” Профессор частенько повторял, что мыслить следует “рационально”, но хотя это слово и было у меня на слуху, я вряд ли понимал его значение. Я попытался рассуждать здраво: ее колдовству подчинилось лишь мое тело, но не рассудок. Нельзя терять присутствия духа, и нужно молить Господа о спасении! Всевышний должен избавить меня от всего этого! Должен уберечь мою душу и разум от Князя Тьмы! Вновь и вновь повторял я про себя имя Всевышнего – сначала отчаянно, будто выкрикивая его, но мало-помалу успокоился, взял себя в руки, и дыхание мое постепенно восстановилось.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу