Курт Ауст - Судный день

– Ты на меня, возможно, рассердишься, но ты по-прежнему единственный, кого я смело исключаю из списка подозреваемых.

Конюх насупился.

– Положи у порога маленький камешек. И проверь потом, выходила ли она ночью, пока ты спал. Или можешь притвориться спящим – поступай, как тебе заблагорассудится, но мы должны знать, выходила ли она. Ладно?

Альберт с безграничным отвращением посмотрел на профессора, но промолчал. Томас вздохнул:

– Ты ее не знаешь. Впрочем, и я тоже. Возможно, сегодня вечером она рассказала чистую правду. Но могла и солгать. А точно не знаем ни ты, ни я. Для народа тут соврать – все равно что для моей лошади заржать, а это нередко случается…

Томас немного помолчал.

– Вы с ней спите бок о бок… И кто знает…

Альберт исподлобья посмотрел на Томаса.

– Возможно, проведете рядом еще не одну ночь. Не лучше ли сразу удостовериться, что эта женщина – не убийца?

Альберт молча ковырял носком сапога оттаявшую грязь возле двери.

– А удостовериться лучше всего лично. Убедись, что это не она. – Замолчав, профессор потер лоб. От усталости глаза его казались пустыми. – Если… назовем это пророчеством… так вот – если оно сбудется, то нужно быть уверенными, что не она сама воплотила его в жизнь.

Кивнув на прощанье, Томас скрылся за дверью, и в ту же секунду возле меня возникла фигура Бигги.

– Береги его, – прошептала она мне, глядя вслед профессору, – он слишком много думает о других и забывает, что опасность нависла и над ним тоже.

Я кивнул и пошел за Томасом. Вскоре мы уже пробирались через сугробы к харчевне. Где-то позади Альберт опять подпер дверь поленом.

Пока мы сидели в конюшне, нападало много снега, и мы брели по колено в снегу, хоть и по тропинке. Ветер задувал снежинки под плащ, и они таяли на коже. Вскоре мы промокли и продрогли, а мокрая одежда на ледяном ветру превратилась в жесткие доспехи. Томас потянул меня за собой к каретному сараю, хотя и там от ветра было не укрыться, и прокричал, что заметил в окошке прачечной свет. И, мол, если Мария там, то мне нужно сходить к ней и предупредить о грозящей опасности. И вдобавок профессор попросил меня передать ей, чтобы она возвращалась к себе в комнату и заперла дверь. Я согласно кивнул, и мы разошлись. Очень скоро я тоже увидел в окне прачечной свет, едва различимый сквозь метель. Я пошел на огонек, добрался до прачечной и без стука ввалился внутрь, думая лишь о том, как бы поскорее отогреться. Раздался вскрик Марии, и она быстро завернулась в простыню. Она стояла у чана и длинной деревянной палкой перемешивала кипящее в мыльной воде белье. Я увидел ее не прикрытые простыней обнаженные плечи и подумал, что до моего прихода Мария была по пояс раздета. В тесной прачечной от горячего воздуха перехватывало дыхание, а влажный пар каплями оседал на стенах.

– Прости, – пробормотал я, отворачиваясь. Лицо у меня еще не согрелось.

– Петтер, это ты?

Я снял шляпу и кивнул.

– Ох, милый мой… Как же я испугалась… Разве можно вот так врываться – у меня чуть душа в пятки не ушла!

Девушка подошла ко мне и помогла снять плащ.

– Все, можешь повернуться! – сказала Мария, взяв меня за плечи. Она уже оделась, но лиф застегивать не стала, а я не в силах был отвести взгляд от белой полоски кожи у нее на груди. – Я думала, ты не придешь, – ласково проговорила она, заглядывая мне в глаза.

– Я… мне… мне уже пора. Мне надо идти. – Я пытался не встречаться с ней взглядом, но не мог оторвать глаз от ее расстегнутой блузы. Как бы мне хотелось… Однако меня ждал Томас. – Я хотел только предупредить тебя, Мария. Убийца графа может вновь совершить злодеяние. Заканчивай работу, возвращайся к себе в комнату и запри дверь. И никому не открывай.

Мария покачала головой:

– Неужели ты не вернешься? Я и место нам приготовила… – Она запнулась и посмотрела на стопку белья, аккуратно разложенного на полу возле очага. Белье было прикрыто простыней, и это самодельное ложе так и манило меня. И я кое-что придумал.

– А дверь прачечной запирается?

– Да, на крючок. – И она указала на большой крючок, прибитый к косяку.

– Тогда я сбегаю к профессору и скажу, что буду тебя охранять, пока ты все не перестираешь, а ты запрись и жди – я скоро вернусь, обещаю!

Девушка улыбнулась, не разжимая рта, поднялась на цыпочки и прикоснулась губами к моей щеке, потом развернулась и вновь принялась медленно помешивать белье в чане. Ее собранные в пучок волосы покачивались в такт движениям, а шея ее, блестящая от пота и такая желанная, светилась белизной. Мне нестерпимо захотелось прикоснуться к ней, и я шагнул вперед, но в полумраке споткнулся обо что-то тяжелое и едва не упал.