Ингер Фриманссон - Крысоловка

– Ага.

– Вскоре издательство Людинга упокоится вечным сном. Невозможно просто так взять засесть в палатке в лапландской тундре и раздавать книги.

– Разумеется, невозможно, – согласилась Ингрид.

– Бедняжка Анние тогда совсем сдала. Сидела там с пивом на верхних этажах небоскреба. А еще она очень тосковала по сотруднице. Как же ее звали, пропавшую… Верит, кажется? Работала у Людинга, а потом исчезла… [2]

Они добрались до Шеппсбру. Ингрид отвернулась от зданий и рассматривала воду. Наверху Шеппсхольма зазеленела растительность. На набережной индус в европейском костюме фотографировал двух индианок в цветастых сари. Поставил их у памятника Густаву Третьему, жестикулировал, командовал.

– Да, – подтвердила Ингрид, – Верит Асарсон.

– Ее в конце концов нашли. Вернее, то немногое, что от нее осталось, если так можно сказать. Шесть лет прошло, подумать только! И откуда такая неосторожность? Зачем-то вышла на тонкий лед. Ну, хоть родные смогли наконец-то ее похоронить. Важно, чтобы была могила, куда можно прийти. – Внезапно Никсон осекся: – Кстати, как тебе в Васастаде?

– Просто замечательно.

– А какие планы на будущее? Тебе же еще десять лет до пенсии.

– Не считала, – ответила Ингрид равнодушно.

– Ты могла бы и дальше работать в книжном магазине. Разве не замечательно уйти от бремени экономических рисков и устроиться на постоянную работу по найму? Я слышал, у Хеденгрена дела пошли в гору, он сейчас набирает сотрудников. Я охотно замолвлю за тебя словечко, если хочешь.

– Спасибо, – ответила Ингрид, – но я пока не представляю, что будет дальше.

Сперва собиралась вернуться домой, но затем передумала и продолжила путь в сторону Слотсхольма, или, как еще называли это место, к холму Рагнхильды. Ничто не выведет ее из себя, не заставит изменить обычный распорядок. Во рту пересохло, одышка, внутри все дрожит… Запоздалая реакция. Зря она, наверное, ввязалась. Но ведь если все станут молчать, что тогда? «Успокойся, – велела она себе, – ты поступила правильно и знаешь это».

И все же собственная вспышка ярости немного испугала. Совсем на нее не похоже. Она умела себя контролировать, всегда.

Справа располагался небольшой яхтенный пирс. На некоторых яхтах люди жили круглый год. Никого не видно, лишь две трубы дымятся. И что, разве вмешался бы кто-нибудь, если бы этот человек на нее набросился? Кто-нибудь вообще отреагировал бы хоть как-то?

Роза заметила, что дрожит.

«Ты молодец! – подбодрила она себя. – Жаль только, что никто твоего подвига не оценил. Выдающийся пример гражданского мужества».

На вершине Слотсхольма виднелись развалины средневекового замка, где некогда жил фогт. Руины сохранились неплохо, можно даже разобрать отдельные комнаты. На памятном камне излагалась краткая история. Замок построили в четырнадцатом веке, дабы управлять стратегически важным Тэльеледом, но несколько десятилетий спустя строение сожгли по приказу Энгельбрехта. Ныне над развалинами кишело воронье: крупные темно-серые птицы с гомоном взмывали над раскидистыми березами и с карканьем носились в небе.

Она частенько мечтала о путешествиях в прошлое, представляла, как здесь было прежде. Вот бы постоять никем не замеченной, наблюдая за средневековым житьем-бытьем… Она дошла до мыса, земляным языком лижущего воду. Однажды они с Титусом проплывали мимо на моторном катере бывшего друга. Но она и подумать не могла, что будет здесь жить…

Роза вдруг разрыдалась – в голос, неудержимо. Откинула голову, всматриваясь в режущий холодом воздух. По щекам катились слезы, она сглатывала рыдания, моргала. Топнула сапогом, не чувствуя боли.

«Взяла и сама себя наказала! А теперь стой здесь и соси, как…»

Да, виной тому, наверное, стычка с человеком в автомобиле. Но, с другой стороны, есть и иная, потаенная причина. Срыв – так она называла это. Думала, что все уже позади. Все зажило. Долго убеждала себя, что жизнь получила новое измерение, что бытие ее обрело новый смысл. Теперь наконец-то сможет распоряжаться собственным временем, сможет делать что хочет. Не нужно ходить вокруг да около, не нужно ходить на цыпочках и на поводу ни у кого не нужно ходить. И Акела… у нее не было бы тогда Акелы, с Титусом собаки не ладили.

– Не были мы счастливы! – крикнула она небу. – Не были, запомни!

Подняла камень, стиснула в ладони, согревая. И швырнула в воду – далеко, насколько хватило силы. Сдернула капюшон, ветер взметнул волосы. Она больше не мерзла, ей было тепло, даже взмокла чуть-чуть.