Софи Ханна: Эркюль Пуаро и Убийства под монограммой

«Вся в себе»… Эти слова напомнили Пуаро один вечер четверга здесь же, в «Плезантс», когда Фи болтала об одной посетительнице.

– Она не задает вопросов, n’est-ce pas? [7]– спросил он. – Ее не интересует беседа или принятые в обществе правила? И ей безразличны любые события, которые происходят с другими?

– Точно! – Фраза Пуаро произвела на Фи впечатление. – Любопытства в ней ни на грош. В жизни не видела человека, до такой степени занятого своими заботами. Она никого не замечает – ни мира, ни людей в нем. Никогда не спросит, как у тебя жизнь, как дела… – Фи склонила голову набок. – А вы быстро соображаете, правда?

– Все, что я знаю, я услышал от вас, мадемуазель, пока вы разговаривали с другими официантками.

Фи покраснела.

– Удивляюсь я, охота же вам нас слушать.

В намерения Пуаро не входило смущать девушку еще больше, поэтому он не стал говорить ей о том, что привык ждать четверга не только ради ужина в «Плезантс», но и ради ее еженедельных историй о постоянных посетителях, которых он называл про себя «персонажами из кофейни» – к примеру, о мистере Не Совсем То, который каждый раз заказывает еду, а через несколько минут отменяет заказ, объясняя, что это не совсем то, что он хотел.

Не время было расспрашивать Фи о том, придумала ли она какое-нибудь прозвище самому Пуаро, которым пользовалась в его отсутствие – наверняка что-нибудь связанное с его пышными усами.

– Итак, мадемуазель Дженни не имеет обыкновения интересоваться делами других, – задумчиво произнес Пуаро, – но, в отличие от большинства людей, которые обращают мало внимания на то, что думают и говорят вокруг них, зато много и охотно говорят о себе, она не делает и этого, верно?

Брови Фи поползли наверх.

– Вот это память у вас. Снова в яблочко… Нет, Дженни не любительница поговорить о себе. Задашь ей вопрос, она ответит, но без подробностей. Не хочет надолго отвлекаться от своих мыслей. Дрожит над ними, как скупой над золотом, вот только радости они ей не приносят, о чем бы она там ни думала. Я уже давно перестала пытаться ее разгадать.

– Она размышляет о своем разбитом сердце, – пробормотал Пуаро. – И об опасности.

– Это она сказала, что она в опасности?

– Oui, mademoiselle. Я сожалею, что оказался недостаточно проворен и дал ей так скоро уйти. Если с ней что-нибудь случится… – Пуаро покачал головой, сожалея о потере душевного равновесия, которое было у него, когда он пришел сегодня вечером сюда. Потом он ударил ладонью по столу, точно приняв какое-то решение. – Я вернусь сюда demain matin [8]. Вы говорите, она часто здесь бывает, n’est-ce pas? Я найду ее раньше, чем ее подстережет опасность. На этот раз Эркюль Пуаро, он будет быстрее!

– Быстрее ли, медленнее, какая разница, – сказала Фи. – Никто не найдет Дженни, сиди она хоть у всех под самым носом, и никто не сможет ей помочь. – Она встала и забрала у Пуаро тарелку. – Незачем хорошей еде пропадать понапрасну, – закончила она.

Так все и началось, в четверг вечером, 7 февраля 1929 года, с Эркюля Пуаро, и Дженни, и Фи Спринг; в кофейне «Плезантс», среди полок, прогнувшихся под тяжестью посуды.

Или, точнее говоря, может показаться, что все началось именно там. Вообще-то истории из настоящей жизни не имеют ни начала, ни конца, так я считаю. С какой стороны к ним ни подойди, отовсюду видно, что они уходят в прошлое до бесконечности, и так же далеко и неумолимо простираются в будущее. Просто невозможно сказать: «Так, ну, значит, здесь все и кончилось», и подвести черту.

К счастью, в реальных историях бывают герои и героини. Сам не являясь таковым и не питая надежды им стать, я прекрасно понимаю, что они все же существуют.

В тот четверг вечером меня не было в кофейне. Мое имя упоминалось – Эдвард Кэтчпул, друг Пуаро, полицейский из Скотленд-Ярда, чуть старше тридцати лет (тридцать два, если быть точным), – но сам я там не присутствовал. Тем не менее я решил восполнить пробел в собственном опыте с целью записать историю Дженни. К счастью, у меня есть показания Пуаро, а лучшего свидетеля, чем он, не сыщешь.

Я пишу это исключительно для себя. Когда мой отчет будет готов, я стану читать и перечитывать его до тех пор, пока ужас, который я испытываю сейчас при одном взгляде на слова, выходящие из-под моей руки, не сменится иным ощущением, пока вместо «Как такое могло произойти?» я не начну думать «Да, именно так все и было».

В какой-то момент мне придется придумать ему название получше, чем просто «История Дженни». Слишком уж незамысловато.