Либба Брэй - Пророки

– Прости. Мне… не удалось ничего увидеть, – солгала Эви.

– Ну вот, как всегда, – проворчала Тета, выразительно посмотрев на нее. Эви от всей души понадеялась, что не зашла слишком далеко. В любом случае аттракцион с ее суперспособностями пора было прикрывать.

Прямо над их головами пролетела увесистая ваза, которая разбилась о стену, разлетевшись на тысячи осколков. Это бушевала блондинка из номера с Баалом, Дэйзи какая-то там. Теперь она перешла на крик:

– Никто не ценит моего вклада в шоу! Ни Фло, ни кто-либо еще! Я звезда и в любой момент могу уехать в Голливуд, чтобы там сниматься в любом фильме, в каком только захочу!

– Милая старушка Дэйзи, – со знанием дела произнес Генри.

– Пора валить, – коротко заметила Тета.

Эви подняла сонную Мэйбел, а Генри забрал их верхнюю одежду. Эви несколько раз пыталась попасть в рукава, но совершенно безуспешно, так что Генри помог ей одеться.

Девушка похлопала его по щеке.

– Генри, пришли мне завтра счет за твои услуги.

– Для тебя все бесплатно, от чистого сердца.

Держась за руки, они вчетвером поковыляли вдоль богемной Гринвич-Виллидж, мимо элитных ночных клубов и художественных салонов. Генри на ходу сочинил смешную песенку «она села задом на парня по имени Адам», и на припеве Тета каждый раз падала со смеху. Эви ощущала на своей шее противные щупальца надвигающейся головной боли, которые – она уже знала – понемногу переплетутся вокруг ее лба и сдавят с такой силой, что заболят глаза. Она еще не до конца осознала то, что увидела, держа браслет Теты, не знала, от какого ужаса Тета бежала, и не была уверена, что вообще хочет это знать. Ей оставалось только громче горланить песни, чтобы вытеснить все неприятные мысли из головы. На краю парка Вашингтон-сквер Генри резко остановился и запрыгнул на скамейку.

– А вы знаете, что раньше здесь было кладбище для бедняков? Под нашими ногами покоятся тысячи человек.

– Если я не лягу спать, то рискую вскоре к ним присоединиться. – Тета зевнула так, что чуть не вывихнула челюсть.

– Вы только посмотрите на это, – сказал Генри, задрав голову к золотому лунному диску, проливавшему волшебный свет на чернильное небо и арку Вашингтон-сквера. Они запрокинули головы, чтобы насладиться прекрасным пейзажем.

– Красиво, – сказала Эви.

– Точно, – поддержала Тета.

– О боже мой, – проскулила Мэйбел. Она успела повернуться к сточной канаве, и ее стошнило.

Мемфис сидел у надгробия, сообщавшего, что Иезекииль Тимоти родился в 1821 году и умер в 1892-м. При мягком свете своей потайной лампы он приступил к работе над новым стихотворением. «Печаль свою она несла, как оперенье птицы, к полету неспособной…» Он перечеркнул «неспособной», написал «бессильной», потом решил, что это звучит слишком претенциозно, и вернулся к предыдущему варианту. Где-то вдалеке по Гудзону шло небольшое суденышко, оставляя за собой узкие полоски света. Мемфис какое-то время смотрел ему вслед, собираясь с мыслями. Он очень устал, поэтому подложил руки под голову и уснул.

Опять тот самый сон. Мемфис стоял на перекрестке. Вокруг простиралась идеально ровная бескрайняя золотисто-коричневая степь. Впереди над дорогой поднимались столбы пыли, которые стали набирать силу, темнеть и в итоге слились в одну непроницаемую стену. На холме стояли фермерский дом и уродливое голое дерево. Колесо мельницы стремительно вращалось на пыльном ветру. Закаркал и захлопал крыльями ворон, показался высокий худой незнакомец в цилиндре, который неторопливо двинулся Мемфису навстречу. Что-то было не так. Мемфис не сразу понял, что с каждым шагом незнакомца колосья пшеницы поблизости темнели, скукоживались и превращались в пепел.

Подскочив от ужаса, Мемфис проснулся. Свеча в лампе прогорела и потухла. Вокруг стояла полная темнота. Спрятав лампу в привычный тайник, Мемфис собрал вещи и пошел восвояси, мимо жутковатого дома на холме.

«Не смотри на него, просто пройди мимо», – уговаривал себя Мемфис, приближаясь к воротам. Откуда вообще взялись эти мысли? Почему его руки покрылись мурашками? Дурацкие предрассудки. Глупые, неуместные предрассудки. Он не должен был обладать таковыми. Бросая самому себе вызов, словно желая обособиться от невежественных предков, он специально прошел в ворота и встал на заросшей тропинке, которая вела к зловещему особняку. Затем Мемфис приказал себе пройти вперед, все ближе и ближе к старой, растрескавшейся входной двери. Может быть, у него даже хватит духу войти и раз и навсегда разобраться со всеми этими детскими глупостями. Всего лишь пять шагов. Четыре. Три…