Либба Брэй - Пророки

Эви задумчиво подперла голову рукой. Джерихо сел в постели и стыдливо завернулся в простыню, но Эви успела окинуть вороватым взглядом его широкую грудь – мягкий золотистый пушок, развитые мускулы, длинный застарелый шрам рядом с тем, что зашили сегодня. Ей вдруг захотелось приблизиться к нему и коснуться губами его кожи.

– Нас обоих отдали в «Проект Дедал», поскольку мы считались хорошими кандидатами. На операцию нас отправляли одновременно. Перед тем как отключиться от наркоза, я увидел, что Леонард улыбается мне. «Не верь даже собственной рубашке, парень!» Он часто любил так повторять. – Джерихо грустно улыбнулся. – Я помню, каково это – впервые за долгие месяцы пошевелить пальцами на ноге. Ты даже не представляешь, насколько может быть потрясающим твой собственный большой палец. Когда я впервые вышел на улицу и почувствовал прикосновение солнца на лице… – Он покачал головой. – Мне захотелось потянуться и достать до солнца, взять его в руки, как мяч, который тебе дарят на день рождения в детстве. Меньше чем через неделю я стал бегать. Я мог бежать мили и мили и не уставать. Сержант Леонард бежал рядом и подгонял меня. Когда мы заканчивали, он хлопал меня по спине, как старший брат, и повторял, что мы – будущее человечества. Каким голосом он это говорил – полным надежды и счастья… – Джерихо будто стряхнул с себя воспоминания. – Мы сидели на скамейке во дворе и смотрели, как солнце садится за холмы, и восхищались этой красотой.

Эви хотелось сказать что-нибудь, но она не могла придумать ничего путного. Джерихо наконец-то решился ей все рассказать, и она не хотела разрушать очарование момента.

– Все началось с его руки. – Джерихо помолчал, потом отпил воды из стакана Эви и продолжил: – В один из дней он не смог сжать ладонь в кулак. Я помню этот момент с ужасающей четкостью. Повернувшись ко мне, он сказал: «Моя чертова рука будто пьяна. Признавайся, ты не утаскивал ее, чтобы рукоблудничать?» Хотя он шутил, я точно знал – он напуган. Он не стал рассказывать врачам и продолжал говорить, что свеж, как огурчик.

Джерихо смял край простыни, натянул его и отпустил.

– У него начало скакать настроение. Он становился то угрюмым, то экзальтированным. Как-то раз он швырнул тарелку с картошкой в стену и пробил в ней дыру. Его глаза стали пустыми и дикими. Он все время просил меня с ним побегать, гонял до изнеможения и не хотел или не мог остановиться. Я отпускал его, я уже не мог за ним поспевать. Как-то раз я увидел его одного, стоявшего под проливным дождем. Струи окатывали его тело. Я выбежал на улицу, чтобы позвать его внутрь, а он вдруг сказал: «Внутри меня будто больше нет места. Что-то разрастается и разрастается, и от него никак не избавиться». Я уговорил его войти в здание и лечь на свое место. А он шептал в темноте: «Пожалуйста, пожалуйста…»

И как-то раз ночью у него начался припадок. Он сорвал с себя всю одежду и стал носиться по госпиталю, как обезьяна, бить окна, карабкаться по трубам. «Я – будущее!» – кричал он. Четверо санитаров с трудом схватили его и привязали к кровати. Потом пришел врач и сказал, что процесс становится нестабильным. Для его же собственного блага они должны были прекратить эксперимент.

Джерихо уткнулся головой в свои руки и немного помолчал, прежде чем продолжить.

– Он стал кричать на них. «Вы не можете так поступить со мной! Я же человек! Смотрите на меня – я человек!» И повторял это снова и снова. Они дали ему какую-то дозу, чтобы успокоить, но он продолжал сопротивляться, вопить, что он человек, у него есть права. И они должны дать ему еще один шанс, один несчастный шанс. Потом наркотик стал наконец действовать, он уже не мог сопротивляться, а только плакал, просил, умолял, звал Бога – даже когда они выкатывали его на медицинской тележке. – Джерихо покачал головой, потому что воспоминания невозможно было передать словами. – Они реверсировали процесс, но инфекция пошла по всему его телу. Что еще хуже, пришлось отнять и вторую, живую руку.

Джерихо замолчал. На парковке за окном кто-то безуспешно пытался завести автомобиль, но мотор только кашлял и чихал.

– Потом он повесился в душе на собственном ремне.

– Боже мой, – промолвила Эви. – Какой ужас.

Джерихо кивнул с отсутствующим видом.

– Никто не мог понять – как ему удалось повеситься без рук и ног?

Мотор автомобиля наконец завелся, и они послушали успокаивающий повседневный шум. Вскоре машина с фырчанием уехала с парковки.