Оливер Пётч: Дочь палача

На этот раз Иоганн сам правил лошадьми, а сын шел рядом. Толпа обступила их и глазела на повозку, так что продвигаться приходилось медленно. Францисканский священник между тем забрался к приговоренной и перебирал над ней четки.

Процессия неспешно объехала городской амбар и наконец остановилась у северной стены строения. Якоб увидел кузнеца из Куриного переулка, который ждал возле жаровни. Крепкие, мозолистые руки качали мехи, раздувая угли. Клещи в них раскалились до кроваво-красного сияния.

Стражники стащили Элизабет с повозки, словно чучело. Глаза девушки уставились в пустоту. Когда палач сжал клещами плечо бедняжке, она лишь тонко вскрикнула и снова погрузилась в собственный мир. Зашипело, поднялся дымок, и в ноздри Якобу ударил запах горелого мяса. Хоть отец и рассказывал ему, как все будет, он с трудом поборол тошноту.

Повозка останавливалась еще трижды – с каждой стороны амбара, – и ритуал повторялся. Щипцы по одному разу хватали Элизабет за левую руку, левую и правую груди. Однако благодаря напитку боль не переступала допустимых границ. Элизабет начала лишь напевать что-то детское и с улыбкой поглаживать себя по животу.

– Спи, дитятко, засыпай…

Они покинули Шонгау через Главные ворота и направились по Альтенштадтской дороге к месту казни, которое виднелось уже издалека. Травянистое, с проплешинами, поле расположилось между пашнями и подступающим лесом. Там собрались все горожане и жители прилегающих деревень. Для членов городского совета поставили скамейки и стулья. Народ разместился позади и коротал время слухами и сладостями. Посередине возвышался эшафот. В высоту он достигал двух метров, и наверх вела деревянная лесенка.

Когда повозка подъехала к площади, толпа расступилась. Любопытные пытались выловить взглядом детоубийцу, свернувшуюся на днище.

– Пусть она встанет. Выше! Подними! Покажи нам ее, палач!

Народ явно был озлоблен. Многие ждали с самого утра – и теперь не могли даже взглянуть на преступницу. Уже полетели первые камни и гнилые фрукты. Священник пригнулся в надежде сберечь свои коричневые одеяния, но несколько яблок все же угодили ему в спину. Стражники оттеснили толпу, превратившуюся в одно громадное существо, которое обволокло повозку и грозило проглотить целиком.

Иоганн Куизль спокойно подвел повозку к платформе. Там дожидались городские советники и бургграф Михаэль Хиршманн. Как местный представитель курфюрста, он самолично зачитал приговор две недели назад. Сейчас бургграф еще раз со скорбью заглянул девушке в глаза. Он знал ее с самого детства.

– Что же ты наделала, Лизель?

– Ничего. Ничегошеньки я не делала, – Элизабет Клеменция посмотрела на управляющего глазами уже убитой и снова погладила себя по животу.

– То ведомо одному лишь Господу, – пробормотал Хиршманн.

Он кивнул, и палач повел преступницу на эшафот по восьми ступенькам. Якоб следовал за ними. Элизабет дважды споткнулась, пока закончила последний в своей жизни подъем. Наверху уже ждали другой священник и городской глашатай. Якоб с высоты осмотрел луг. Он видел, как сотни людей с напряженными лицами разевали рты и пожирали их глазами. Советники заняли места. Над городом вновь прозвенел колокол. Все замерло в ожидании.

Палач легонько подтолкнул Элизабет, и та встала на колени. Затем он завязал ей глаза одной из взятых тряпиц. Мелкая дрожь сотрясала девушку, она шептала молитву.

– Богородице Дево, радуйся, Благодатная Марие, Господь с Тобою. Благословенна Ты в женах…

Глашатай прокашлялся и повторно огласил приговор. Якобу голос казался далеким шепотом.

– …что следует тебе душу свою обратить к Господу и принять тихую и милостивую смерть…

Отец пихнул сына.

– Подержишь ее, – прошептал он насколько возможно тихо, чтобы не мешать речи.

– Чего?

– Подтянешь ее за голову вверх, чтобы я хорошо попал. Иначе она упадет.

Тело осужденной и в самом деле постепенно заваливалось вперед. Якоб занервничал. До сих пор все обходилось лишь тем, что он должен был только наблюдать за казнью. О помощи отец никогда еще не заговаривал. Однако раздумывать было поздно. Якоб схватил Элизабет Клеменцию за короткие волосы и потянул вверх. Она всхлипывала. Мальчик чувствовал, как вспотели ладони, и вытянул руки, чтобы дать пространство отцовскому мечу. Целое искусство – вот так, вложив силу обеих рук, единственным ударом попасть точно между двумя позвонками. Мгновение, порыв ветра – и все позади. Разумеется только, если сделать все правильно.