Филлис Джеймс - Убийство в теологическом колледже

Самое странное, что я ничего не вспомнила бы, если бы Эрик Сертис не принес мне лук, который вырастил сам. Целых четыре пучка. Он знает, что я люблю его на ужин с сырным соусом, и часто бесплатно приносит овощи со своего огорода. И не только мне. Он предлагает овощи и другим сотрудникам колледжа.

До его прихода я перечитывала свой рассказ о том, как обнаружила тело Рональда, и когда разворачивала лук, сцена на пляже была еще свежа в памяти. А потом все встало на свои места, и я вдруг вспомнила. В памяти всплыло все настолько ясно, как будто перед глазами была фотография. Я припомнила каждый жест, каждое произнесенное слово, все, за исключением имен – не уверена, что вообще их знала. Это произошло двенадцать лет назад, но с таким же успехом могло случиться вчера.

Я поужинала и решила обдумать все на свежую голову. Утром я поняла, что должна поговорить с человеком, который имеет к этому самое прямое отношение. После этого можно хранить молчание. Но сначала стоило проверить, что мои воспоминания верны, и, отправившись днем в Лоустофт за покупками, я сделала один телефонный звонок. А два часа назад рассказала о том, что знала. По правде говоря, меня это вообще не касается, и от меня едва ли потребуется что-то еще. Как выяснилось в конце концов, все обстоит просто, и не о чем переживать.

Я рада, что обо всем рассказала. Мне было бы некомфортно продолжать здесь жить, зная то, что знаю, и не имея возможности поделиться, при этом каждую секунду сомневаясь, правильный ли сделала выбор. Теперь как камень с души упал. Так странно, ведь если бы Эрик не принес мне этот лук, вещи не встали бы на свои места, и я бы ничего не вспомнила. День выдался утомительный, я очень устала, наверное, даже слишком, и теперь будет трудно заснуть. Думаю, посмотрю начало «Ньюснайт», а потом пойду лягу.

Она взяла со стола записную книжку и положила ее в ящик. Потом сменила очки на более удобные для просмотра телевизора, включила его и устроилась в кресле с высокой спинкой, на подлокотнике которого покоился пульт дистанционного управления. Слышала она уже не так хорошо. Пока женщина не отрегулировала громкость и не закончилась вступительная мелодия, телевизор почти орал. Она бы, наверное, так и заснула в кресле, даже попытка встать и перебраться в кровать казалась выше ее сил.

Она почти клевала носом, как вдруг почувствовала порыв холодного воздуха и скорее интуитивно поняла, чем услышала, что кто-то вошел в комнату. Задвинулся дверной засов. Вытянув голову за боковину кресла, она увидела гостя и произнесла:

– А, это вы. Наверное, удивились, что у меня горит свет. Я как раз подумывала идти спать.

Человек подошел к креслу сзади, и женщина, ожидая ответа, подняла голову и посмотрела вверх. Потом на нее надавили руки, сильные руки в желтых резиновых перчатках. Они зажали ей рот, закрыли нос и силой прижали голову к спинке кресла.

Она поняла, что это конец, но страха не было, лишь безграничное удивление и усталое смирение. Бороться было бесполезно, да и желания такого она не испытывала. Хотелось уйти в мир иной легко, быстро и без боли. Последнее, что она ощутила на земле, – холодная гладкость перчатки на своем лице и бьющий в ноздри запах латекса. А сердце тем временем, стукнув в последний раз, затихло.

Во вторник 17 октября ровно без пяти минут десять отец Мартин направился из маленькой комнатки в башне, которую занимал в южной части главного корпуса, вниз по винтовой лестнице и по коридору к кабинету отца Себастьяна. Последние пятнадцать лет каждую неделю по вторникам в 10 утра проходило собрание священников. Отец Себастьян делал доклад, обсуждались возникшие проблемы и затруднения, согласовывались детали воскресной обедни и других служб, проводимых на неделе, думали, кого приглашать следующим читать проповедь, и рассматривали мелкие административно-хозяйственные дела.

Потом на личную встречу с отцом Себастьяном вызывали старшего студента, который сообщал, что хотели обсудить студенты: любые мнения, поводы для недовольства или идеи. А затем он получал инструкции и информацию от педагогического состава, в том числе и подробности служб на следующую неделю. Участие студентов этим и ограничивалось.

В колледже Святого Ансельма придерживались устаревшей трактовки in statu pupillari [2], здесь четко соблюдали границы между учителями и учениками. Несмотря на это, сам режим был, на удивление, легким, особенно в отношении субботнего выходного: студентам следовало покинуть колледж не раньше, чем закончится пятичасовая вечерня в пятницу, и без опозданий вернуться к десятичасовой обедне в воскресенье.