Филлис Джеймс - Убийство в теологическом колледже

– Его исследовали лишь однажды, – сказал отец Мартин, – вскоре после того, как его получила мисс Арбетнот. Сомнений в том, что сам папирус древний, видимо, нет, почти наверняка он датируется первым веком нашей эры. Ее брату, Эдвину, не составило бы большой сложности завладеть им. Он ведь был, как тебе, вероятно, известно, египтологом.

– Но зачем он передал его сестре? – спросил Дэлглиш. – Вне зависимости от происхождения документа поступок чудной. Если папирус сфабриковали, чтобы опровергнуть веру мисс Арбетнот, то зачем хранить все в секрете? А если он считал документ настоящим, разве это еще не более веская причина его опубликовать?

– Как раз в основном поэтому, – начал отец Мартин, – мы всегда считали документ фальшивкой. Зачем с ним расставаться, если, доказав, что папирус подлинный, он снискал бы славу и авторитет? Возможно, он хотел, чтобы сестра его уничтожила. Эдвин скорее всего сделал фотографии и, если бы она так поступила, мог бы обвинить колледж в умышленном уничтожении папируса огромной значимости. Она, похоже, поступила мудро. А вот что двигало им, объяснить сложнее.

– Остается вопрос, – сказал Дэлглиш, – зачем Пилату отдавать приказ в письменном виде. Всего-то делов – шепнуть словечко кому надо.

– Не обязательно. Это как раз мне не кажется странным.

– Но сейчас, – сказал Дэлглиш, – все решаемо, если вы действительно этого хотите. Даже если сам папирус относится ко времени Христа, можно датировать по радиоуглероду чернила. В наше время есть возможность узнать правду.

Отец Мартин с превеликой осторожностью поместил репродукцию, а затем и рамку на место. Потом повесил картину на стену и сделал шаг назад, оценивая, ровно ли она висит.

– Ты, Адам, похоже, веришь, – сказал он, – что правда не может причинить вреда.

– Ну, я бы так не сказал. Но я верю, что мы должны ее искать, какой бы неприятной она в итоге не оказалась.

– Искать правду – твоя работа. Хотя всей правды все равно не отыщешь. Разве такое вообще возможно? Ты очень умный человек, но то, что ты делаешь, не заканчивается правосудием. Есть правосудие людское. А есть правосудие божественное.

– Я осознаю пределы своих возможностей, отец, – сказал Дэлглиш. – Мои амбиции ограничиваются людским правосудием. И даже оно не в моей власти. Я всего лишь должен арестовать подозреваемого. Присяжные решают, виновен или нет, судья выносит приговор.

– И что, в результате свершается правосудие?

– Не всегда. Наверное, даже не часто. Но в столь несовершенном мире это, возможно, лучшее, на что можно рассчитывать.

– Я не отрицаю значимость правды, – сказал отец Мартин. – Да и как можно? Я просто говорю, что поиски правды могут быть опасны, как опасна может быть сама правда. Вот ты предлагаешь исследовать папирус и установить истину с помощью радиоуглеродного метода. Но спор на этом не закончится. Одни станут утверждать, что папирус настолько убедителен, что может быть копией более раннего подлинника. А другие просто не поверят специалистам. Впереди нас будут ждать годы провокационной полемики. В папирусе всегда будет нечто таинственное. Зачем создавать еще одну Туринскую плащаницу?

Дэлглиша мучил один вопрос, который он все не решался задать, осознавая его дерзость, а также то, что ответ он получит честный, но, возможно, болезненный.

– Отец, если бы папирус изучили и с большой долей вероятности установили, что документ подлинный, это как-то повлияло бы на вашу веру?

– Сын мой, – улыбаясь, ответил отец Мартин, – разве тот, кто ежечасно получает подтверждение того, что Христос поистине существует, должен переживать, что случилось с земными костями?

В это же время отец Себастьян попросил Эмму зайти к нему в кабинет. Усадив ее в кресло, он сказал:

– Подозреваю, что вы хотите как можно скорее вернуться в Кембридж. Я поговорил с мистером Дэлглишем, и он не возражает. Как я понимаю, в настоящее время у него нет полномочий удерживать здесь тех, кто желает уехать, при условии, что у полиции есть их координаты. Священники и студенты, естественно, остаются в колледже. По-другому и быть не может.

Недовольство, граничащее с возмущением, заставило Эмму ответить резче, чем она намеревалась.

– То есть вы с мистером Дэлглишем обсуждали, что мне следует или не следует делать? Отец, мне кажется, такие вопросы должны решаться между нами.

Отец Себастьян на секунду склонил голову, а потом посмотрел девушке в глаза:

– Я прошу прощения, Эмма. Я выразился бестакт-но. Все не совсем так. Я предположил, что вы захотите уехать.