Оливер Пётч - Дочь палача и ведьмак

– Вместо того чтобы по пять раз обходить с молитвами церковь, я лучше займусь в лазарете действительно богоугодным делом, – спокойно ответил Шреефогль. – Ведь ваша жена сама говорила, что в этом нет ничего сложного. Я даже в какой-то степени вошел во вкус. Чувствуешь себя… – Он задумался, подыскивая подходящее слово. – Да, чувствуешь себя полезным . Во всяком случае, более полезным, чем если бы я заключал в трактире сделки о поставке посуды.

Симон невольно рассмеялся.

– Вот тут вы, наверное, правы. Возня с больными поинтереснее сделок. Да и мне немного помощи не помешает… – Он протянул советнику руку. – Тогда приступим к работе, господин цирюльник. Будем надеяться, что этот кошмар скоро закончится и мы сможем вернуться в Шонгау.

Улыбка на губах Шреефогля резко угасла, и он перекрестился.

– Помолимся за это Господу. Для одного монастыря проклятий над этим местом скопилось слишком уж много.

Магдалена бесцельно бродила с детьми по оживленным переулкам перед монастырем. Отец тоже ее оставил, чтобы осмотреться еще раз в монашеском одеянии. Одной только ей не нашлось занятия. Ее злило, что Симон так сразу от них отделался, хотя она и понимала, что к графскому сыну отправиться он мог лишь в одиночку. И все-таки ей бы хотелось, чтобы он больше времени проводил с семьей.

Петер потянул Магдалену за руку, и она со вздохом подошла к лотку со свечами, святыми образами и четками. За последние дни таких лавок у подножия Святой горы выросло, как грибов после дождя. На продажу выставлены были в основном небольшие иконки для красных углов, витражные изображения монастыря по завышенной цене, а также свечи, четки, плохо отпечатанные выдержки из Библии и всевозможные обереги с крошечными листочками, сложенными и исписанными молитвами. Магдалена вспомнила недавний разговор с Якобом Шреефоглем: советник говорил, что бургомистр Земер с графом тоже неплохо нажились на этих религиозных безделушках. Но если сын графа и вправду так болен, как того опасались, то Вартенбергу от этих сделок не было никакого проку. Смерть взяток не принимала.

Магдалена в последний момент отдернула Петера, когда тот схватил четки с прилавка.

– А ну положи на место! – крикнула она. – Это не игрушка!

Грубее, чем ей того хотелось, она оттащила старшего сына от лотка, и тот сразу захныкал. Тут же следом заплакал и его брат.

– Папа! Где папа? – ревел он. – Я хочу к папе и к дедушке!

– Не хочу тебя разочаровывать, – съязвила Магдалена, – но у наших семьянинов есть дела куда более важные. Так что придется вам довольствоваться мамой.

Дети продолжали реветь. Тогда она раздраженно порылась в кармане и вынула несколько засахаренных ягод. Малыши сразу успокоились, и Магдалена повела их дальше сквозь толпу паломников в серых власяницах, собравшихся перед монастырем к очередной службе.

Дочь палача сжала губы, чтобы не выругаться в голос. Она чувствовала себя такой никчемной! Казалось, каждый из этих людей чем-то был занят, и только она обречена на возню с детьми. В довершение всего утром Магдалена снова почувствовала себя дурно. Она не стала ничего говорить Симону, чтобы не тревожить его лишний раз. Но в начищенном медном блюде все же рассмотрела тайком свой язык. К величайшему ее облегчению, он оказался без желтого налета. Что бы ее там ни мучило, лихорадку она все-таки не подхватила.

Магдалена до того впала в задумчивость, что даже руку на плече почувствовала не сразу. Она испуганно оглянулась: перед ней стоял с приветливой улыбкой Маттиас. Он наклонился и состроил рожицу, на что дети отреагировали громким смехом.

Магдалена тоже невольно улыбнулась. Немой подмастерье явно пришелся детям по душе – да и ей самой тоже, как она вынуждена была теперь признать.

– Здравствуй, Маттиас, – сказала она приветливо. – И, хотя и знала, что не дождется ответа, шутливо добавила: – Что же? Выбираешь четки покрасивее для своей возлюбленной?

Маттиас что-то пробурчал и закатил глаза так, словно девицы и без того не давали ему покоя. Магдалена громко рассмеялась. Ей нравилась мимика немого подмастерья – она напоминала шутов, что приезжали раз в год в их маленький Шонгау на Кирмес.

– Не желаешь прогуляться с нами по лугам за монастырем? – спросила она с задором.

Было еще рано, и дети пока не устали, а ей хотелось уйти подальше от этой пропахшей запахом фимиама толпы, нагонявшей ужас своей смиренной богобоязненностью.