Оливер Пётч - Дочь палача и ведьмак

– Взгляни-ка, отец, – прогнусавил он. – Теперь даже никчемные цирюльники и отродья палачей захаживают в таверну Андекса. Святая гора уже не та, что была раньше.

Карл Земер хмуро посмотрел на шонгауцев:

– Полагаю, сын мой, трактирщик не знает, кто к нему захаживает. В моем трактире такое уж точно не пройдет. Бесчестным там делать нечего.

Он нетерпеливо взял своего отпрыска за плечо.

– Идем же теперь, у нас есть дела поважнее. Я слышал, здесь наливают отличное, хоть и дорогое, токайское вино. То, что нужно при заключении сделок.

Оба скрылись вслед за благородным господином в боковом коридоре. Симон взглянул на Магдалену; та, побледнев, прикусила губу и наконец прошипела:

– Чванливые Земеры! Якоб Шреефогль уже говорил мне, что оба они собираются хорошенько поживиться на празднике. Мне от одного их вида дурно становится.

– Не надо так волноваться. – Симон с сочувствием погладил ее по волосам. – Тебе все равно этого не изменить. Но хотел бы я знать, что же Земеры затеяли с урожденным Виттельсбахом. Если это правда, то у них все получилось. Тот, кто ведет дела с семьей баварского курфюрста, никогда не прогадает.

Магдалена шумно высморкалась и одним глотком допила вино в кружке.

– Они, наверное, всучат графу каких-нибудь свечей и иконок, а благородный господин потом перепродаст их еще дороже, – пробормотала она, после чего встала и, потянувшись, бросила на стол пару монет. – Пойдем уже. Нет желания сидеть в одном трактире с Земерами. А тебе еще нужно этот отчет написать, будь он неладен…

Она со вздохом направилась к выходу.

– Проклятие, ведь при всем этом я просто хотела помолиться в Андексе!

Снаружи в тени перед трактиром прятался человек в черной рясе и недоверчивым взглядом провожал семейную пару из Шонгау, бредущую вниз по холму в сторону Эрлинга. Потом грязно выругался, как привык во время войны. Ругань всегда шла ему на пользу, хотя Господь и не поощрял ее. Она помогала разогнать кровавые образы; однако беспокойство осталось.

С тех пор как здесь появился этот цирюльник со своей подругой, все пошло наперекосяк! Сначала не-удачный эксперимент, потом убитый подручный и спор с Виргилиусом – и что, черт побери, понадобилось этой любопытной девке на башне? А если она что-нибудь заподозрила? Если нашла что-нибудь наверху?

Он улыбнулся и помахал рукой, когда мимо него с песнопениями прошли несколько паломников. Но те не стали к нему приближаться, почувствовав, что от него не исходило благословения. Он привык, что люди боялись его наружности. Прежде она была частью его профессии, которая внушала окружающим страх, теперь – просто лицо. Гримаса дьявола в монашеском обличии, так говорили про него с тех пор, как он постригся много лет назад в монахи и расстался с прежней жизнью. Но с лицом расстаться не получилось.

Как и с прошлым.

Злобно бормоча себе под нос, словно жирная навозная муха, брат Йоханнес двинулся обратно к аптеке, где его ждали тревоги, зловоние и разлагающийся труп.

Он не знал еще, что это только начало.

Тем временем Куизль сидел у пруда, неподалеку от своего дома и вырезал из тростника кораблики для внуков.

Он купил внукам сушеных фруктов и глазированных орехов, и малыши поедали их с большим аппетитом. Губы у них стали липкими от меда, руки испачкались грязью и сажей. Палач усмехнулся. Хорошо, что их сейчас не видит мама.

При мысли о детях он вдруг снова помрачнел. Мало того, что жена заболела, так теперь еще и внукам опасность угрожала! Предупреждение Ганса Бертхольда прозвучало недвусмысленно. Если Куизль расскажет о кражах судебному секретарю, внуков ждет худшее. И даже если он не станет ничего предпринимать – Бертхольд просто горит жаждой мщения. Кто даст гарантию, что он при удобном случае не подкараулит детей у пруда или на берегу Леха? Толкнуть легонько – и малыши в мгновенье ока уйдут под воду…

Палач вынул мешочек с табаком и принялся угрюмо набивать трубку. Как всегда, когда он хотел поразмыслить, ему требовалось это восхитительное зелье, которое каждый месяц ему привозили из Аугсбурга знакомые плотогоны. Как только к небу потянулись первые клубы дыма, Куизль почувствовал себя гораздо спокойнее. Но вслед за этим из раздумий его вырвал звук приближающихся шагов.

– Черт бы побрал всех, нигде в покое не оставят! – проворчал палач.

Развернувшись, он увидел среди ивовых зарослей своего сына Георга. В руках мальчика по-прежнему болталась праща, которой он еще пару часов назад обратил в бегство братьев Бертхольдов. За ним следовала его сестра Барбара. Ее черные локоны свободно ниспадали на плечи, под рубахой уже обозначались первые округлости.