Кэрол Дуглас - Доброй ночи, мистер Холмс!

– Внешний вид, мистер Нортон. Вам нужно кое-что о нем знать, – промолвила я, разгладив газету, – Ирен бедна, как и я. Она бедна, как была ваша мать, когда вместе с детьми ушла от вашего отца. Ирен не может состязаться со знаменитыми оперными певицами, усыпанными изумрудами, рубинами и сапфирами…

– Это еще почему? Она ничуть не уступает им в красоте. Это я никогда не пытался отрицать. Она достойна всеобщего восхищения.

– Но она никогда не станет соперничать с другими в красоте. По крайней мере, так, как она, на ваш взгляд, делает.

Годфри прищурился и скептически на меня посмотрел.

– Никогда, – твердым голосом повторила я, – и поэтому она выбирает другой способ. Я уверена, что она уговорила мистера Тиффани одолжить ей украшение, над которым несколько лет проработали его мастера. Во-первых, ювелир восхищается ею – ведь именно по его просьбе она занималась поисками Бриллиантового пояса; а во-вторых, он богат. Кроме того, он достаточно умен, чтобы понять, что поднятая шумиха подстегнет интерес к бесценным украшениям вроде того, что надела Ирен. Бриллианты вернулись мистеру Тиффани, а Ирен не ударила в грязь лицом, нарядившись для дебюта так, что ни в чем не уступила прославленным певицам, продающимся ради дорогих украшений. И что в этом такого плохого?

– Люди будут думать о ней дурно, – тихо проговорил Годфри и его светлые глаза потемнели, как случалось всякий раз, когда он погружался в мрачные воспоминания об оклеветанной матери.

– Ирен плевать на то, что о ней думают другие.

– Так может вести себя мужчина, но чтобы женщина…

– Вы правы, если речь идет об обычной женщине вроде меня, но Ирен никак нельзя назвать заурядной. Запомните это, мистер Нортон, или в противном случае будете часто заблуждаться на ее счет.

– Моя мать очень страдала, – неожиданно признался адвокат. – Конечно, на людях она не подавала виду… Да и при нас, мальчиках… Но я чувствовал, ощущал ее обиду от того, что она была вынуждена уйти от мужа… А потом это жуткое унижение в суде, когда все, что она заработала, досталось ему…

– Поверьте, мистер Нортон, я очень вам сочувствую. Нет ничего хуже, чем видеть, как дорогому вам человеку отказывают в правосудии, вымарывают перед всем миром в грязи… Именно поэтому я не могу позволить вам дурно думать об Ирен, по крайней мере в том ключе, в котором думаете вы…

– Но так будут думать другие. Вы же не можете столь пылко защищать честь Ирен перед каждым человеком.

К счастью, мне удалось не покраснеть от такой похвалы, которая, однако, не сумела меня отвлечь от темы.

– В таком случае мне плевать на других. Я работаю у вас, мистер Нортон. Если вы будете дурно думать об Ирен, мне придется прекратить наше сотрудничество. Я не могу объяснять мотивы каждого ее поступка, однако смею заверить вас в том, что она никогда не продастся, пусть даже на посторонний взгляд все выглядит иначе.

– Надеюсь, ваша вера никогда не подвергнется испытанию, – промолвил Годфри и встал. – Чем искреннее веришь, тем больнее потом расставаться с иллюзиями. Чай остыл, ну и ладно, все равно он у меня получился дрянным. Быть может, вы хотите взять себе эту газету на память?

– Буду вам признательна, если вы, конечно, не хотите оставить ее себе, в качестве напоминания о неверных выводах… – Я замялась.

– Нет-нет, – замахал рукой адвокат. – Вы мне преподали хороший урок, я сделал выводы. Постоянно иметь при себе напоминание о собственной ошибке… Это излишне.

Вернувшись вечером домой, я вырезала из газеты портрет Ирен и вклеила его себе в дневник. Набросок занял почти всю страницу, избавив меня от необходимости писать о непростом дне. Я была не уверена в том, что мне удалось убедить мистера Нортона. Несмотря на его ум, в силу молодости ему было трудно изменить предвзятое мнение. Кроме того, ему была неведома подлинная сила веры. Например, Джаспер Хиггенботтом, несмотря на краткость нашего знакомства, ни разу не разочаровал меня своим поведением, и я не испытывала ни малейших сомнений в том, что он по-прежнему ведет себя столь же достойно, вне зависимости от того, где сейчас находится – в Африке или уже на Небесах. Вскоре я получила письмо от Ирен, из которого узнала, что все произошло именно так, как я предположила, в результате чего я стала чувствовать себя настоящим сыщиком-детективом.

Мне сложно сказать, сумела ли я изменить мнение Годфри об Ирен. Наверняка можно сказать только одно: после нашего разговора он стал относиться ко мне иначе. Он начал советоваться со мной о своих клиентах. С одной стороны, я была лицом незаинтересованным, а с другой – адвокат теперь признавал, что я наблюдательна. Он даже попросил меня вести записи бесед с клиентами, и, услышав его просьбу, я едва смогла скрыть улыбку.