Тесс Герритсен - Химера

Она оставила Лютера с пациентом и направилась к люку.

В жилом модуле, кроме Григгса, был еще и Николай. Они расположились вокруг стола, словно собирались вместе поесть. Но вместо этого им предстоял неприятный разговор – обсуждение неопределенной ситуации.

– Ты врач, – начал Григгс. – Разве ты не можешь принять решение?

– Я стараюсь стабилизировать его состояние, – ответила Эмма. – И пока не знаю, с чем имею дело. Через день-два может наступить улучшение, а может – и резкое ухудшение.

– И ты не можешь предсказать, что произойдет?

– Без рентгена и операционной я не могу посмотреть, что происходит у него внутри. И не могу предсказать, каким его состояние станет завтра.

– Замечательно!

– Я считаю, его нужно отправить на Землю. Я бы хотела, чтобы это произошло как можно скорее.

– Как насчет КАСа? – спросил Николай.

– Управляемый полет на шаттле в любом случае лучше для перевозки больного, – возразила Эмма.

Возвращение на корабле аварийного спасения – тяжелый полет, а из-за погодных условий можно приземлиться там, куда медицинскому транспорту путь будет заказан.

– Забудь о КАСе, – решительно заявил Григгс. – Мы не покинем станцию.

– Если его состояние станет критическим… – начал было Николай.

– Эмма поможет ему продержаться до прибытия «Дискавери». Черт, эта станция – настоящий орбитальный госпиталь! Эмма должна удержать его в стабильном состоянии.

– А если не получится? – возразил Николай. – Человеческая жизнь дороже экспериментов.

– Это крайний случай, – возразил Григгс. – Если мы все улетим на КАСе, месяцы проделанной работы пропадут даром.

– Послушай, Григгс, – сказала Эмма. – Я, как и ты, не хочу оставлять станцию. Я изо всех сил старалась попасть сюда и не намерена сокращать время своей работы здесь. Но если моему пациенту понадобится немедленная эвакуация, значит я буду этого требовать.

– Извините, Эмма, – проговорила Диана, вплывая в люк. – Я только что получила результаты последнего анализа крови Кеничи. Думаю, вам следует взглянуть.

Она передала Эмме распечатку с компьютера. Эмма уставилась на результаты: «Креатинкиназа: 20.6 (норма 0–3.08)».

Это не просто панкреатит, не просто желудочно-кишечное расстройство. Высокий уровень креатинкиназы означает, что поражены либо мышцы, либо сердце.

«Рвота иногда бывает симптомом сердечного приступа».

Эмма посмотрела на Григгса.

– Я приняла решение, – сказала она. – Передайте Хьюстону, чтобы присылали шаттл. Кеничи нужно отправить домой.

Джек выбирал шкот кливера. Он с силой крутил рукоятку лебедки, его загорелые руки блестели от пота. Наконец раздалось долгожданное «хлоп!», парус расправился, «Саннеке» накренилась, поворачивая под ветер, и ее нос начал быстро резать мутные воды Галвестонской бухты. Мексиканский залив остался позади. Еще днем Джек обогнул мыс Боливар, удачно разминувшись с паромом, шедшим из Галвестона, и теперь яхта шла мимо нефтеочистительных заводов, длинной вереницей выстроившихся вдоль берега Тексас-Сити. Джек держал курс на север – к Чистому Озеру. К дому.

За четыре дня, проведенные на просторах залива, Джек загорел и оброс щетиной. Покидая дом, он никому не рассказал о своих планах – просто запасся едой и направил яхту в открытое море, туда, где не видно суши, а ночи такие темные, что даже свет звезд слепит глаза. Волны залива мягко покачивали яхту, а Джек часами лежал на палубе и глядел в ночное небо. Над ним во все стороны, насколько хватало глаз, расстилалась звездная россыпь, и ему порой начинало казаться, что он уже там, в космосе, что он несется в пустоте и каждый всплеск волны забрасывает его все дальше и дальше, в спирали иной галактики. Он отбросил все прочие мысли – его сознание полнилось только звездами и морем. Вдруг по небу яркой искрой полоснул метеор, и Джек неожиданно подумал об Эмме. Какие бы высокие баррикады он ни выстраивал, он все равно не мог от нее отгородиться. Эмма всегда была рядом, она маячила на периферии сознания Джека, выжидая момент, чтобы проскользнуть в его мысли, когда он меньше всего этого ожидал. И меньше всего этого хотел. Джек замер, не сводя глаз с тающей полоски метеорного следа, и, хотя ничего не изменилось – ни направление ветра, ни характер волн, он вдруг остро ощутил свое одиночество.

Было еще темно, когда Джек поднял паруса и повернул домой.

Теперь, идя по каналу, ведущему в Чистое Озеро, идя уже не под парусами, а моторным ходом, мимо домов, крыши которых четкими силуэтами рисовались на рассветном небе, Джек жалел о том, что возвращается так быстро. По заливу всегда гулял легкий бриз, здесь же в воздухе висела недвижная жара и влажность мешала дышать.