Арнольд Негго - Голубой «Лангуст»

— Никаких вещей.

Решив, что это один из запоздавших во время заезда. Наташа просит вожатого осмотреть берег.

Марат возвращается к пирсу. Он проверяет с фонарём каждый камень, от железной сваи до судоверфи.

Вещей нет.

В комнате Марата окна как застеклённые стены.

Он сбрасывает с плеча полотенце, пахнущее морем и зашвыривает ласты под кровать. За окном раздаются крики и топот. Промчались озабоченные мальчишки в жёлтых шведках с голубыми повязками на рукавах. У склада стоял крытый грузовик, и уже таскали какие-то коробки, новые стулья. Сегодня отряд Марата дежурил. Верный всегдашнему правилу, он предоставил своей гвардии полную самостоятельность.

Ворота лагеря караулил маленький худой мальчуган. В лагерь он приехал с синяком под правым глазом и сразу заявил, что, его зовут Кощей Бессмертный.

Весть о ночном событии подняла «Солнечный» на ноги. Направляясь к изолятору. Марат увидел, что дежурные не в силах успокоить собравшуюся у Голубого коттеджа толпу ребят.

Новости были неутешительные. Врачи нашли у неизвестного мальчика несколько сильных ушибов и на груди, ближе к ключице. — шрам от недавнего пулевого ранения. Ни вещей, ни документов. Только в заднем кармане бриджей обнаружили несколько размокших бумажных обрывков.

У изолятора, в тени магнолий, стояла санитарная машина. Из окна медицинской комнаты раздавался голос Тамары Калининой.

— Ага, вот он сам! — встретив Марата, произнесла она таким тоном, будто сказала: «Ага, попался!».

Профессор, бритоголовый толстяк с облупленным носом, спросил:

— Это ваш найдёныш? Ну, рассказывайте по порядку.

Марат рассказал о ночном стуке на судоверфи и о том, как нашёл мальчика.

— Где он лежал? — спросил профессор.

— Близко от пирса. Мне показалось, он пытался подальше отползти от воды.

— Вот видите, — сказал профессор.

— Вы думаете, он упал с пирса? — спросила Тамара.

— Именно!

— Нет, — возразил Марат, — мальчик не мог упасть с пирса. В шторм пирс заливает волнами.

Профессор развёл руками.

— Мальчик был в костюме. — напомнил Марат. — Ясно, что он не испытывал желания купаться в шторм. Возможно, разыгралась драма между ним и тем неизвестным, что был на судоверфи.

— Человек, который закрепил брезент и сделал доброе дело, вряд ли мог столкнуть мальчика в море, — возразил профессор.

На подоконнике под стеклом лежало на солнце несколько бумажных обрывков. Профессор осторожно взял один из них и с минуту рассматривал.

— Цифры подсохли, стали заметнее…

Тамара принесла увеличительное стекло.

— 4777! — воскликнула она. — Да это же номер путёвки! Первую цифру вижу плохо. Может быть, это и не четвёрка, а единица. Посмотри. Марат.

Марат посмотрел.

— Четыре, — сказал он. — Все номера лагерных путёвок в этом заезде начинаются с цифры четыре.

— Заказываю разговор с Москвой, — сказала Тамара. — Сейчас в Москве наш вожатый Юра Сороколад, он узнает, кому и когда выдана эта путёвка.

Выйдя из «Приморской», Марат повернул к пальмовой аллее и поднялся на шоссе.

Фонарь над воротами лагеря отбрасывал косой свет, и перекрёсток был похож на гигантского краба с разомкнутыми клешнями. В полутьме на перилах мостика — человек. Это Жора Амбарцумян.

— Алло, друг сердца! — оживился он. — Я иду мимо, я устал, я присел отдохнуть, а тут ты. Скажи, не фокус?

— Фокус, — сказал Марат. — Винограда хочешь?

— Нет, спать хочу. Что-то я хотел, а? Я тебе говорил или не говорил? Мальчишка в белой испанке «зайцем» «приехал. На окороке сидел. На ходу вскочил, на ходу выскочил. Понимаешь, сто лет и один случай — дверцу забыл запереть.

Марат присел рядом:

— Какой окорок? Кто выскочил?

Жора горячо и бестолково рассказал вожатому про забинтованного пассажира и про мальчишку в белой испанке.

Марат был огорошен:

— Значит, мальчик побежал к пирсу?

— Точно. Прихожу назад — и этот в плаще тоже исчез.

— Откуда он знает твоё имя?

— Хо! — воскликнул Жора. — Пацаны на кузове написали… Очень неприятный случай.

Тамара была ещё в штабе. Она попросила Марата подежурить у телефона. Он рассказал ей, что узнал от Жоры.

— Ну вот. — сердито сказала она. — Хватило же у человека ума молчать целые сутки!

Тамара высыпала в ящик стола нарукавные знаки, которые искусно мастерила, обшивая кусочки картона кумачом, и ушла.