Михаил Демиденко - Сын балтийца

Он обнял жену, расцеловал ее голубые глаза, поцеловал сына.

- Поля, Ваня, уходите через сад, вот через ту калитку. Идите в деревню, к деду, он мужик мудрый, спрячет. Не кочевряжься. Знаю, не сладко, ну а что делать? С Семеном не связывайся, он враг, точно теперь знаю. Опасайся его! Я пока остаюсь в городе. Надо в депо с людьми встретиться. Ох, говорил я позавчера в Чека и в Совете… Предупреждал. За ошибки платим кровью. Говорят, панику пущаю! Ладно, прощайте, до встречи!

Он постоял…

- Это возьму на память, - отец спрятал красную косынку матери за пазуху, поближе к тельняшке.

Он перемахнул через забор в соседний двор. Стало тихо. Откуда-то донеслись крики «ура!» и звук марша. Видно, действительно на Большой Дворянской уцелевшие офицеры, дворяне, купцы встречали белогвардейцев куличами и духовым оркестром.

Полина вернулась в училище, поднялась к себе, открыла стол, вынула деньгу, кассу, сложила дензнаки в мешочек из-под сахара, перевязала веревочкой, спрятала на грудь. Ей казалось, что это самое надежное место.

- Теперь идем! - сказала она сыну.

Они прошли по опустевшим коридорам, спустились к парадному входу по белым мраморным ступенькам. Мать закрыла главный вход на крюк, затем они вновь поднялись на второй этаж, вновь прошли по коридору, заглядывая в каждую комнату, в каждый класс. Убедившись, что здание пустое, по черной лестнице сбежали во двор. Полина замкнула черный ход на ключ, ключ положила под камень у стены.

- Кажется, все ушли, - сказала она. - Наша совесть чиста. Мы сделали все, что могли.

Они прошли через железную калитку, висевшую на единственной скрипучей петле, и оказались в саду. Это был не фруктовый сад, яблони здесь не росли. Под могучими каштанами тянулись дорожки, посыпанные мелким речным песком, стояли скамейки, в беседке на столике лежали кем-то забытые темные очки.

- Принеси, - попросила мать. - Не оставлять же Шкуро. Тарас Бульба из-за люльки погиб, но в его поступке был смысл.

Ванечка набрал полные карманы темно-коричневых каштанов. Плоды уже попадали с деревьев, зеленые колючки отпали, они побурели, полопались. Каштаны были гладкими и холодными, и почему-то их тоже жалко было оставлять.

Из сада они вышли на узкую улочку, пошли глухими улицами к Курскому вокзалу, но к нему выходить было опасно, слышалась стрельба, они свернули на окраину Чижовки, пригорода Воронежа, где жили беспокойные потомки московских стрельцов, выселенных сюда Петром I после стрелецкого бунта. Воронеж при Петре считался окраиной России.

Неистово лаяли собаки за заборами. И не поймешь, кто там, за забором: то ли друг, то ли враг. Дома деревянные, по деревенским понятиям даже богатые. Удивительное дело: воронежская земля жирная, самая плодородная в мире, ткни палку - дерево вырастет, а в деревнях жили с земляными полами, без труб. Полина никак не могла понять: колесо изобрели, а трубу нет, топили по-черному, как бани. И тараканов… Тьма-тьмущая! Зимой их выводили следующим способом: на время перебирались в летнюю избу, в хату открывали настежь дверь в самый лютый мороз. Холод постепенно заполнял дом, выветривал кислые запахи, холод снизу поднимался кверху, тараканы тоже ползли, спасались от мороза, на потолке образовывался клубок, как пчелиный рой, его сметали в ведро веником, ведро ставили в раскаленную печь - сжечь паразитов. Но тараканьи яйца холода не боялись, через некоторое время появлялся новый выводок, за лето он овладевал утраченными позициями предков, и так до зимы, до морозов.

Собаки за заборами сходили с ума от злости. К Сидорихиным пристроились три красноармейца из молодых, по новым гимнастеркам видно было, что недавно мобилизованные. У одного на поясе висела граната в виде белой бутылки.

С другого конца улицы тоже послышался лай.

Ванюша и не сообразил, что произошло, только мать почему-то обхватила его руками, прижала к калитке, закрыла собой: по немощеной улице, поднимая клубы пыли, скакала СМЕРТЬ! Один из казаков держал что-то в руке, это что-то прыгало по выбоинам улицы, хлопало на ветру, как длинное зеленое узкое знамя. Бойцы тоже сообразили, что надо сопротивляться. Они вскинули винтовки, защелкали затворами… Господи, у них даже патроны оказались не в патронниках! Стрельнули раз, два; третий красноармеец рвал с пояса гранату, и, черт ее знает, почему-то она не срывалась, да и как она могла сорваться, если в запарке он дергал не гранату, а ремень.

Вдруг открылась калитка и сильные руки втащили Полину и сына во двор. Дубовая калитка захлопнулась, звякнул крюк.