Хелен Купер - Где-то там гиппопотам

– Он вегетарианец! – закричал Бен.

И тут все уставились на него. Ясно, что полицейские только сейчас его заметили. Молодой полицейский подошел поближе:

– Как тебя зовут, сынок? Ты откуда тут взялся?

– Да-да, допросите мальчишку, – вопила Тара Лед прямо в ухо полицейскому постарше. – Как он сюда попал? Он тут посторонний. И шкодник порядочный. Что он тут один делает? Это он во всем виноват!

– В чем он виноват? – спросила Констанция, обводя взглядом музей.

– Я тут не один, – сказал Бен.

– Он со мной. Я его мама.

– Мама повредила лодыжку, – Бен подхватил маму под руку.

– Именно так, – Констанция двигалась на удивление легко. – Какой же он посторонний, если он мой родственник и наследник. Где ему еще быть, как не здесь? А вот эта дама уж точно посторонняя. Ей тут делать нечего. Она, бедняжка, явно не в себе.

Снова шум и гам: истерические вопли Тары Лед, решительные голоса полицейских, спокойные объяснения Констанции. А Бен вдруг чуть не расплакался, как маленький. Но мама была рядом, она улыбалась, обнимала его, поглаживала по плечу и шептала:

– Успокойся, милый. Это была ужасная ночь. Нет, прекрасная. Все будет хорошо. Я так тобой горжусь. Тобой все гордятся.

И Бен сразу понял, о ком она.

Двое полицейских постарше увели Тару Лед, а она продолжала орать не переставая. Молодой полицейский остался, чтобы составить протокол. Он был рад задержаться подольше и с восторгом оглядывался вокруг. Утренний свет заливал музей, каждая шерстинка и каждое перышко каждого экспоната золотились в нежарких солнечных лучах, полированные деревянные шкафы и металлические конструкции посверкивали на солнце.

– Ночь была длинная, мы все устали, – вздохнула Констанция. – Как вы думаете, офицер, не подняться ли нам наверх, там всем будет куда удобнее.

Полицейский поддерживал маму с одной стороны, Бен – с другой. А может, это она поддерживала Бена, трудно сказать. Все расселись у камина с чашками горячего чая. Откуда-то появились аппетитные тосты с медом. Было уютно и тепло, и Бен начал клевать носом.

– До чего же тут здорово, – снова и снова повторял полицейский. – Я должен немедленно привести сюда детишек.

– Обязательно приводите, – сказала Констанция, обменявшись лукавым взглядом с мамой. – Мы теперь будем открыты гораздо чаще.

Полицейский напомнил, что им надо потребовать от городского совета компенсацию за залитый водой участок вокруг музея.

– Им следует получше следить за плотиной. Пусть возмещают вам ущерб.

Мама кивнула, ей тоже казалось, что город сможет выделить какие-нибудь средства.

Они так увлеклись своими взрослыми разговорами, что Бен свернулся калачиком на мягком диване. Но прежде чем закрыть глаза, он убедился, что лампа-иглобрюх и венецианская лодочка тоже на своих местах.

Он на минуту встрепенулся, когда услышал, что полицейский говорит о музейном магазинчике. От них всегда есть прок, и посетителям они нравятся. Мама улыбнулась и сказала, что не прочь попробовать поторговать на новом месте, и Констанция очень обрадовалась. Бену сразу же пришла в голову новая блестящая идея. Но тут иглобрюх подмигнул, и он понял: пусть взрослые обсуждают свои взрослые дела и думают, что сами все придумали, – может, что-нибудь тогда сделают. Лучше поуютней устроиться на зеленых бархатных подушках поближе к потрескивающему камину. Хотелось, конечно, больше услышать о планах открытия магазина, но в тепле его разморило, глаза сами собой закрывались.

Перед тем как крепко уснуть, он еще расслышал шепот землеройки:

– Говорили мы тебе, все будет в порядке. Если семья снова вместе – ничего плохого случиться не может. Так и получилось – благодаря тебе.

Бен не успел спросить почему – он уже спал.

В июне Констанция Гарнер-Ги пригласила всех друзей музея на прием. Кто только не получил приглашение!

Вот такое:

На этот раз на обороте каждого приглашения стоял адрес музея и новые, куда более долгие часы работы – вдруг кто-то не сумеет прийти на торжественный прием, тогда можно сходить в музей в другой день. Или вернуться еще раз, и третий, и четвертый. Как ни удивительно, вернуться захотели все.