Хелен Купер - Где-то там гиппопотам

Иногда, если у тебя уши заткнуты, ты слышишь лучше всех. Бен первым услыхал сирену.

– Полиция приехала, – он попытался перекричать всех остальных.

Все разом замолчали.

Снаружи хлопнула дверца машины.

Тара Лед вскочила на ноги, с ее одежды стекала грязная вода, но в голосе слышалось торжество:

– Говорила же я вам, что я вызвала полицию. Стоит им только увидеть это страшилище… И воду. Выкачать отсюда воду стоит недешево. Вопиющее несоответствие санитарным требованиям. У вас тут все сгниет и протухнет. Вам в жизни снова не открыться. Вам придется закрыть музей. И я организую, чтобы у вас забрали все часы и инструменты, и тогда…

– Ничего вы не сделаете, – завопил в ответ Бен. – Ничего!

Мама тоже так думает, да? Нет, мамино лицо выражает глубокую тревогу. Чего она боится? Как только придут рабочие и выкачают воду, все снова будет в порядке!

Тара Лед продолжала выкрикивать угрозы.

– Это же ничего не значит, правда? – Бен умоляюще посмотрел на гиппопотама. – Ты же сказал, что все будет в порядке.

Шкура зверя намокла от воды и казалась куда темнее. Он устало глянул на мальчика.

– Ты же можешь избавиться от всей этой воды, – настаивал Бен. – Сам. Я знаю. Вода тебе вреда не наносит. У тебя есть алмаз. Пусть он тебе поможет. Сдуй всю воду, как раньше.

Гиппопотам вздохнул устало:

– Алмаз творит волшебство ночью. Утренние лучи солнца утомляют меня. И все эти люди вокруг. Я больше не чувствую своей власти. Я не могу сдуть воду – дыхания не хватает. Скажи мне, что делать, а то у меня мысли путаются.

– Не можешь же ты нас сейчас бросить! – Бен так сильно сжал кулаки, что костяшки пальцев побелели. – Попытайся. Еще рано, солнце невысоко. Можно же как-то избавиться от всей этой воды? Одним махом. Не важно как. Не можешь сдуть… ну, не знаю… выпей ее, что ли.

Он, конечно, совершенно не хотел, чтобы гиппопотам пил эту отвратительную воду.

Но гиппопотам опустил морду и принялся шумно лакать.

Рябь расходилась кругами.

– Что ты делаешь? – в ужасе застонал Бен. – Я говорил про волшебное .

Но он никак не мог объяснить, чего хочет, – слова застревали в горле. Бен в отчаянье заикался и мямлил, а гиппопотам все глотал и глотал. Водяные круги расходились и расходились, круг за кругом, круг за кругом.

Прямо как во сне, вернее, как в кошмаре – хочешь помочь, а тебя никто не слышит. У Бена опустились руки. Все ужасно, он ни с чем не справился – как ему вообще в голову пришло, что можно спасти музей от потопа? Стараешься, стараешься, да все равно ничего не выходит. Что бы папа сказал? Гордился бы таким сыном? Бен хотя бы попытался. Признать поражение? Ужасно грустно, и сил никаких нет. Но Бен вдруг блаженно расслабился, словно спал и во сне видел, как круги расходятся по воде все дальше и дальше, круг за кругом, круг за кругом, пульсируют в ритме его сердца. Время остановилось.

Все вокруг замерло – ни движения, ни звука. Во сне иначе и быть не может. Бен ничуть не удивился, когда круги поменяли направление, теперь они сходятся к центру, вращаются вокруг гиппопотама – что за странная иллюзия? И эта тихая музыка – та самая мелодия, которую он слышал в первый день в музее. «Аквариум». Бен, конечно, не плачет – но почему все видится словно через пелену? И атриум, и все, что в нем крутится, вертится, мерцает.

Один гиппопотам неподвижно стоит в центре бешеного хоровода. Мелькают лица – мамино, изумленное, совсем близко, Констанции – серьезное и невозмутимое. Проскакали кенгуру, за ними жирафы, потом, как на карусели, пронеслись верблюды, зебры, медведи, птицы. За ними, стараясь не отстать, затрусили свинки-пекари. Пролетел Флам, как всегда, с землеройкой и хамелеоном на спине. Промелькнули и исчезли. Все смешалось в безумном вихре. Бену показалось, что он видит все семейство Гарнер-Ги с портрета – и даже папу. Нет, ничего не разобрать, все исчезло – словно вращающаяся воронка засосала всех внутрь, как воду в ванне, когда вынешь затычку. Сон наяву!

И вдруг сон прервался. Резко и внезапно, будто кто-то порвал пелену перед глазами. Пестрая вереница образов унеслась прочь. Реальность громким, четким, прямо командирским голосом врезалась в самую середину сна:

– Полиция! Есть тут кто-нибудь?

И другой голос – женский и тоже командирский – тут же добавил:

– Кто-то есть. Дверь-то нам открыли.